Джулиана Маклейн - Греховная связь
Клара с жадностью и интересом слушала обо всем. Она быстро забыла, что пришла сюда побольше узнать о нем и решить, безнадежен он или нет. Но сейчас она испытывала почти удовольствие.
Они болтали о любимых занятиях, странных вкусах, сложных ситуациях. Удивительно, но маркиза интересовала ботаника. Клара любила рисовать людей. Маркиз однажды в Париже позировал начинающему художнику, который пытался изобразить Зевса. Это очень плохо кончилось. А Клара однажды написала картину, на которой модель была похожа на гранат.
Она обнаружила, что у него отличное чувство юмора и что по натуре он очень жизнерадостный человек. Казалось, ему доставляет удовольствие множество мелочей в жизни, таких как прекрасно приготовленный стейк из семги или неторопливая прогулка за городом по росистой траве на восходе солнца.
Прошел час, прежде чем Клара это заметила, а она не узнала и половины того, что хотела узнать об этом человеке. Неожиданно оказалось, что она и не представляла, о скольких вещах хотела бы его расспросить еще.
— У вас есть братья или сестры? — спросила она.
— Нет. Моя мать с трудом произвела меня на свет, и доктор посоветовал ей больше не иметь детей. Прошло семь лет, и она допустила ошибку, забыв о его совете. И она, и ребенок погибли во время родов.
— Как жаль! Вы ее хорошо помните?
Выражение его лица смягчилось.
— Это была тихая, скромная женщина и очень добрая. Когда отец женился во второй раз, он выбрал более решительную женщину — мою мачеху, но, к сожалению, детей у них не было, что я лично объясняю сильной привязанностью маркизы к своей племяннице.
— К мисс Флинт? Той молодой женщине, что присутствовала на ассамблее у моей сестры?
— Да. Ее мать умерла несколько лет назад. Они были с Куинтиной близнецами.
— Тогда неудивительно, что она близка ей.
Они помолчали несколько минут, потом Клара ответила на вопросы маркиза о своем воспитании и образовании в Нью-Йорке. Она описала свое раннее детство в Висконсине, рассказала, каково было жить в лесу в хижине, состоявшей из одной комнаты, до того как отец перевез их в город и медленно, но упорно стал делать свое состояние на Уолл-стрит. Затем рассказана, как она с сестрами училась говорить по-французски в Париже, и они обучались правилам этикета в специальной школе.
После этого Клара решила переменить тему разговора.
— А как ваши любовные дела? — напрямик спросила она, зная, что должна быть более настойчивой в достижении своей цели. — Эта женщина, в том судебном деле о разводе, вы любили ее?
Маркиз насмешливо прищурился.
— Теперь мы добрались до сути. Нет, не любил, но и с ее стороны не было ответного чувства.
— А как долго длилась ваша связь?
— Пару месяцев. Она постоянно бывала на Балах посвященных, и когда мы там встречались, мы часто проводили время вместе, но я не был ее единственным мужчиной, как и не был единственным свидетелем на суде. Она была остроумной женщиной. Обожала лимерики.
Кларе было не очень приятно слушать его рассказ о другой женщине. Но она знала, что эти вопросы необходимы, и напоминала себе, что она разумная женщина и ревновать не имеет смысла. Маркиз же не принадлежал ей.
Но все равно это ей не нравилось.
— А где теперь эта женщина?
— Понятия не имею. Она покинула Англию. Возможно, уехала в Ирландию. Ее муж все еще здесь, хотя почти все время проводит в деревне. В прошлом году он снова женился, и, насколько мне известно, они ждут своего первого ребенка.
Клара удобнее устроилась на сиденье.
— У вас никогда и ни с кем не было серьезных отношений?
— А, вопросы становятся все интереснее, не правда ли? — Он некоторое время сидел, глядя в потолок. — Да, были однажды.
Клара подалась вперед.
— Насколько это было серьезно?
— Насколько может быть серьезным молодой человек. Я хотел жениться.
Клара, онемев от удивления, смотрела на Сегера.
— Вас это удивляет? — сказал он.
— Да, удивляет. — Тысяча вопросов промелькнула у нее в голове. — Почему же вы не женились на ней?
Он глубоко вздохнул.
— Потому что я был молод и, по мнению отца и мачехи, не понимал важности своего брака. Я был наследником очень древнего титула и имел несчастье полюбить дочь торговца. И при этом даже не очень преуспевающего торговца.
Все еще не оправившись от шока, Клара двинулась дальше:
— Сколько вам было лет? ….
— Шестнадцать. Уже через неделю я знал, что она создана для меня, и я был ее любовником четыре года, прежде чем сделал предложение. Брак, безусловно, запретили, а ее отослали подальше.
— Кто?
— Мой отец.
Клара сгорала от любопытства.
— И куда она уехала?
— Ее отправили в Америку, но, не достигнув берега, пароход затонул.
У Клары сжалось сердце.
— Как печально это слышать.
Он посмотрел на красные бархатные занавески, закрывавшие окна.
— Это было очень давно.
— Неужели с тех пор никто вам не нравился? — Клара машинально положила руку на его бедро.
Маркиз пристально посмотрел ей в глаза.
— Мне нравились многие.
Неожиданно она занервничала и поспешила убрать руку с его ноги.
— Вот этого не надо делать, — Сказал Сегер, перехватив ее руку. — Становится все интереснее.
У Клары сильнее забилось сердце.
— Я только хотела выразить мое сочувствие, милорд.
— Да, я понимаю, и вы умеете это делать. Хотите выразить еще немного сочувствия?
Он придвинулся к ней и посмотрел ей в глаза. Затем перевел взгляд на ее губы, а потом снова посмотрел в глаза. Он был так близко, что его нос почти касался ее носа. От этой близости у Клары сердце забилось еще сильнее.
— Вы меня сейчас поцелуете? — задала она глупый вопрос.
— Только если вы этого хотите. — Он не шевельнулся и не спускал глаз с ее губ. Между ними возникла какая-то напряженность.
— Я не знаю. Кажется, это нехорошо.
— Сидеть в карете наедине со мной в три часа ночи, задавать всякие личные вопросы тоже нехорошо. Но мы такие.
— Да, мы такие. — Его близость опьяняла ее. Кровь стучала в ушах.
Клара облизнула губы.
Маркиз улыбнулся.
И спустя несколько секунд после того, как он поцеловал ее, коснувшись ее губ, словно испытывая ее, он все еще улыбался. Клара закрыла глаза, не скрывая своего желания открыться перед ним. Она снова хотела почувствовать его язык, ощущение, которое не могла забыть в течение многих дней после той необыкновенной ночи, И теперь желание овладело ею вновь, страсть, эротизм, сладкая боль утоляемой похоти.
Он плутовато усмехнулся.
