Филиппа Карр - Лев-триумфатор
Стоило только закрыть глаза, как он появлялся. Он крикнет нашему капитану: «Испанская собака!»— и возьмет корабль на абордаж, несмотря на высокие палубы и крепкие ограждения, протянувшиеся между бортами и центральным проходом, соединяющим бак с ютом. Я смотрела на огромное орудие, которое невозможно было не заметить. Я знала, такие орудия легко могут отправить корабль на дно океана. Но только не «Вздыбленного льва».
«Он придет, — говорила я себе. — Прежде чем мы достигнем нашей неизвестной пристани, он придет».
Через несколько дней после того, как нас взяли в плен, я увидела на горизонте корабль. Мое сердце подпрыгнуло от радости, что случалось довольно редко.
Хани стояла возле меня.
— Смотри, — закричала я, — корабль! Это «Вздыбленный лев»!
На палубе царила суматоха. Воздух наполнил шум голосов. Корабль заметили.
Это был «Лев». Я была уверена.
— Ingles, — уловила я брошенное кем-то слово.
— Он пришел, — шепнула Хани. — Я знала, что он придет.
Мы стояли, вцепившись в перила. Корабль увеличился в размерах, но оставался далеко от нас.
— Он должен был вернуться, — сказала я. — Он вернулся раньше, чем рассчитывал. Он сразу узнал, что произошло, и отправился на поиски.
— Ты уверена в этом? — спросила Хани.
— Не это ли он хотел сделать? Не думаешь ли ты, что он позволит меня увезти? Капитан стоял возле нас.
— Вы видите английский корабль, — сказал он спокойно.
Я торжествующе повернулась к нему:
— Он идет к нам.
— Думаю, нет, — сказал он. — Это всего-навсего каравелла. Она еле ковыляет. Без сомнений, направляется в гавань.
— Это «Вздыбленный лев»! — закричала я.
— Этот корабль? Я знаю его. Нет, это не «Вздыбленный лев», а всего-навсего небольшая каравелла.
Разочарование было горьким. Мое горло сжалось, и я почувствовала сильную ненависть к капитану и к тем предателям, которые привели пиратов к нам.
— Она не посмеет приблизиться к нам, — продолжал капитан. — Мы уничтожим ее. Она уберется так быстро, как только сможет, и когда ее команда развяжет языки в одной из английских гаваней, то последуют байки о том, как они ускользнули от грозного галиона.
— Не всегда бывает так, — возразила я.
— Нет, — ответил капитан, сделав вид, что не понимает. — Они обычно убегают от нас. Но сейчас у нас на борту особый груз, и я не хочу рисковать им.
Он посмотрел на Хани и осведомился о ее самочувствии.
Она ответила, что чувствует себя намного лучше, и он выразил свое удовлетворение по этому поводу. Они вели себя так, будто он был дружелюбным и заботливым соседом, а не капитаном пиратского корабля, который помимо нашей воли уносил нас от родных берегов.
Он поклонился и оставил нас одних. Когда он ушел, Хани сказала мне:
— Неужели ты действительно думаешь, что это был «Вздыбленный лев»?
— Да! Это был он!
— Еще так недавно ты говорила, что отдашь все, чтобы убежать от Джейка Пенлайона.
— Я отдала бы все, чтобы убежать от этих негодяев, которые захватили нас.
— Перестань думать о Джейке Пенлайоне, — произнесла она. — Он умер для тебя.
Я закрыла лицо руками, потому что я не могла видеть Хани.
Но именно она позже успокоила меня.
Капитан на самом деле был истинным джентльменом. Когда мы обедали вместе, он беседовал с нами, расспрашивая об Англии. Он вполне тактично поведал нам о своей непричастности к набегу на Труинд. Он только выполнял приказы. Ему следовало привести корабль к побережью Девоншира, где он должен был принять женщину и доставить ее в указанное место. Он только выполнял свой долг и не участвовал в самом похищении. Да и, во всяком случае, трудно было представить, чтобы он делал что-нибудь в этом роде.
Узнав об этом, мы стали относиться к нему со всем дружелюбием.
К Хани он питал особо сильную привязанность. Я думаю, что он влюбился в нее.
С тех пор как он узнал, что она беременна, он постоянно беспокоился о том, чтобы она была окружена заботой.
Однажды она спросила его, не знает ли он, жив ли ее муж, хотя, как ей казалось, шансов на это не было. Он ответил, что не знает, но расспросит тех, кто был в доме во время налета.
Несколько дней спустя он сказал ей:
— Ваш муж, скорее всего, не смог спастись.
Хани кивнула тихо, безнадежно. Меня же обуревали иные чувства. Я жаждала мести. Этот добрый хороший человек умерщвлен разбойниками и пиратами!
Хани взяла мою руку. Она напомнила мне, чем мы обязаны капитану. Мы находились под его защитой и могли только гадать, что случилось бы с нами без него.
Я вспомнила все и успокоилась. Но в моем сердце поселилась смертельная печаль, и я от всей души жалела Эдуарда.
Затем мы попали в шторм. Я уверена, что мы никогда не были так близки к смерти, как сейчас, в этом разбушевавшемся море. Наш галион был громадным кораблем и обладал прекрасными мореходными качествами. Он гордо и достойно разрезал воды. Но даже он содрогался от яростных атак бешеных волн.
Весь день ветер гнал белые барашки волн. Мы слышали взволнованные голоса матросов, опускающих паруса и задраивающих амбразуры и люки.
Капитан велел нам пойти в его каюту и оставаться там. Качаясь, мы спустились вниз. Было трудно удержаться на ногах, а скамейки, на которых мы обычно сидели, кидало от одного борта к другому.
Дженнет вцепилась в меня. Ее любовник занимался делом. У него не было времени заботиться о ней.
Она была напугана.
— Мы погибнем, госпожа? — спросила она.
— Я не сомневаюсь, что капитан спасет корабль и нас, — успокоила ее Хани.
— Умереть… без отпущения грехов, — причитала Дженнет. — Это ужасно…
— Не думаю, что у тебя много грехов, Дженнет, — вмешалась я.
— Но они есть, госпожа. И они страшные.
— Чепуха, — возразила я. — Думаю, мы выпутаемся.
— Капитан велел нам оставаться здесь, — сказала Хани.
— Мы умрем, как крысы в западне.
— Что же нам остается делать? — настаивала Хани.
— Что-то надо предпринимать. Пойду посмотрю.
— Останься, — попросила Хани.
Я посмотрела на нее. Теперь было совершенно ясно, что она беременна. Затем я взглянула на Дженнет, напуганную тем, что умрет без отпущения грехов, и властно приказала:
— Оставайся здесь, Хани, с Дженнет. Позаботься о госпоже, — добавила я, обращаясь к Дженнет.
Они уставились на меня с удивлением, но я не могла сидеть сложа руки в ожидании смерти.
Меня кидало из стороны в сторону, пока я пробиралась по палубе. Галион скрипел, борясь со стихией. К счастью, я находилась на подветренной стороне, иначе меня смыло бы за борт. Было глупо выходить на палубу вопреки приказу капитана, но оставаться в наполненной грохотом каюте оказалось выше моих сил. Дождь нещадно хлестал по палубе, ветер трепал корабль, как собака крысу. Я насквозь промокла, так как волны захлестывали судно. Палуба была скользкой и опасной. Выходить из каюты граничило с безрассудством. И, хотя я предпочла свежий воздух трюму корабля, тем не менее, оставаться здесь было вдвойне опасно.
