Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2: В плену стихий
Спустя тридцать секунд мы уже были внизу, в каюте. Холодные капли падали с его мокрых волос мне на плечи и проскальзывали под платье, но губы были жаркими и настойчивыми. Сквозь мокрую ткань рубахи я ощущала горячие и твердые изгибы его спины.
— Черт возьми! — выдохнул Джейми, отстранившись, чтобы развязать шнур на штанах. — Надо же, они ко мне прилипли! Мне их не снять!
Фыркая от смеха, он несколько раз дернул за шнурок, но набухший от воды узел поддаваться не собирался.
— Нужен нож! — воскликнула я. — Где у тебя нож?
Фыркая при виде того, как Джейми отчаянно пытается выпростать из штанов мокрую рубашку, я принялась шарить на письменном столе, среди вороха бумаг. Под руку, естественно, попадалось все, что угодно, кроме ножа. Я нашла только костяной ножик для вскрытия писем, выполненный в виде руки с заостренным пальцем. Взяв его со стола, я ухватила Джейми за шнур и потянула, пытаясь разрезать мокрый узел.
Он вскрикнул и отпрянул.
— Англичаночка, бога ради, осторожнее! Что толку снимать с меня штаны, если по ходу дела ты меня оскопишь?
Нам, ошалевшим от вожделения, это показалось достаточно забавным, чтобы покатиться со смеху.
— Вот!
Порывшись в хаосе своей койки, он достал кортик и принялся торжествующе им размахивать. Спустя мгновение шнурок был разрезан и мокрые штаны свалились на пол.
Джейми схватил меня, поднял и повалил на стол, сбрасывая бумаги и перья. Задрав юбки выше талии, он схватил меня за бедра и навалился, раздвинув мои ноги. Он был как огненная саламандра в холодной шкуре: когда мокрая рубаха коснулась моего голого живота, я охнула, а потом охнула снова, услышав шаги.
— Прекрати! — прошипела я ему в ухо. — Кто-то идет!
— Слишком поздно! — выдохнул он. — Или я сейчас же возьму тебя, или умру!
Он стремительно вошел в меня. Я впилась зубами в его плечо, покрытое мокрой, просоленной рубахой, но он не издал ни звука.
Два толчка, три… Я обхватила ногами его ягодицы, и лишь его рубашка приглушала мои стоны. Мне уже было все равно, что кто-то может войти.
Он овладел мною быстро и всецело, входя в меня снова, снова и снова, конвульсивно содрогаясь в моих объятиях с торжествующим рычанием.
Спустя пару минут дверь распахнулась и в разгромленную каюту заглянул Иннес. Его карие глаза отметили беспорядок на письменном столе, скользнули по мне, сидящей на койке, вспотевшей и взъерошенной, но одетой, и остановились на Джейми, который рухнул на табурет, как был, в одной мокрой рубашке, тяжело дыша и убирая с лица рыжие волосы.
Ноздри Иннеса слегка расширились, но он ничего не сказал. Он вошел в каюту, кивнул мне, наклонившись, полез под койку и вытащил оттуда бутылку бренди.
— Для китаезы, — пояснил мне Иннес. — Ему от простуды нужно.
Он повернулся к двери, но задержался, задумчиво покосившись на Джейми.
— Вы могли бы потребовать от мистера Мерфи сварить вам какой-нибудь бульон на том же основании, Макдью. Говорят, что, взмокнув после тяжелой работы, запросто можно простудиться. Кому охота подцепить лихорадку?
В глубине его печальных карих глаз что-то блеснуло. Джейми пригладил просоленные спутанные волосы, и на лице его медленно расплылась улыбка.
— Ну что ж, Иннес, если дело дойдет до этого, то я, по крайней мере, умру счастливым человеком.
Зачем мистеру Уиллоби понадобился пеликан, выяснилось на следующий день, когда я обнаружила его на корме. Пеликан сидел на сундуке для парусины, обмотанный несколькими полосками ткани так, что не мог расправить крылья. Он уставился на меня круглыми желтыми глазами и предостерегающе щелкнул клювом.
Мистер Уиллоби вытягивал леску, на другом конце которой извивался маленький пурпурный кальмар. Отцепив добычу, он поднял ее, показывая пеликану, и сказал что-то по-китайски. Птица посматривала на него с подозрением, но не шевелилась. Неожиданно китаец схватил пеликана за верхнюю часть клюва, поднял ее и сунул кальмара в мешок.
Пеликан с удивленным видом проглотил подачку.
— Хао-ляо, — одобрительно проговорил Уиллоби, поглаживая птицу по голове.
Увидев мою заинтересованность, китаец жестом подозвал меня ближе. С опаской поглядывая на внушительный клюв, я подошла.
— Пинг Ан, — пояснил Уиллоби, указывая на пеликана. — Хороший птица.
При этих словах пеликан встопорщил хохолок из белых перьев, словно отреагировал на свое имя и понял похвалу. Я рассмеялась.
— Правда? И что вы собираетесь с ним делать?
— Я учить его охотиться для моя, — пояснил маленький китаец. — Ваша смотреть.
Я так и сделала. После того как пеликану скормили нескольких кальмаров и пару мелких рыбешек, мистер Уиллоби достал полоску ткани и плотно обмотал вокруг птичьей шеи.
— Его не мочь глотать рыба, — пояснил он, — не хотеть задохнуться.
Прикрепив к ошейнику тонкий, но прочный линь, китаец дал мне знак отступить и сорвал путы, удерживавшие крылья птицы.
Удивившись неожиданно обретенной свободе, пеликан прошелся взад-вперед по сундуку, раз или два пробно раскинул крылья и всполохом перьев взмыл в воздух.
На земле пеликан представляет собой неуклюжее, потешное создание, но стоит ему подняться в воздух, как он преображается. В своей первозданной мощи и грации кружащий над водами пеликан выделяется среди чаек и альбатросов, напоминая птеродактиля.
Пинг Ан воспарил, насколько позволяла привязь, попытался подняться выше, а потом, видимо смирившись, начал летать кругами. Мистер Уиллоби, щурясь на солнце, неотрывно следовал взглядом за полетом пеликана, словно за воздушным змеем. Все матросы, и на реях, и на палубе, побросали свои занятия, зачарованные этим зрелищем.
Внезапно пеликан сложил крылья и, как пущенная из арбалета стрела, почти без плеска ушел под воду, а когда с несколько удивленным видом вынырнул на поверхность, Уиллоби начал подтягивать его обратно. Оказавшись снова на палубе, пеликан поначалу не хотел делиться добычей, но в конце концов уступил и позволил китайцу выудить из его кожаного подклювного мешка жирного морского леща.
Любезно улыбнувшись таращившемуся с ошалевшим видом Пикару, мистер Уиллоби взял маленький нож и разрезал продольно еще живую рыбину. Прижимая одной жилистой рукой крылья, он расслабил ошейник и предложил пеликану трепыхавшуюся половинку леща, которую тот выхватил из его пальцев и проглотил.
— Для ему, — пояснил мистер Уиллоби, стряхивая кровь и чешуйки со штанины. — Для моя.
Он кивнул на вторую половину рыбы, оставшуюся на сундуке. Она уже не билась.
По прошествии недели пеликан сделался совершенно ручным и уже летал свободно, с ошейником, но без привязи, регулярно возвращаясь к хозяину, чтобы изрыгнуть к его ногам сверкающую кучку пойманной рыбы. Когда же Пинг Ан не был занят рыбной ловлей, он, к неудовольствию матросов, которым выпадало драить палубу внизу, пристраивался на салинге или таскался по палубе за мистером Уиллоби, потешно переваливаясь и наполовину расправив для равновесия восьмифутовые крылья.
