Джоанна Линдсей - Серебряный ангел
Жанне на помост идти предстояло. Ей уже приходилось стоять на нем, и особого унижения при мысли об этом в отличие от многих других она сейчас не испытывала. Она гордилась своим телом, золотым отливом своих пышных волос, голубыми глазами, зная, как высоко это ценится здесь. Женщина была уверена, что надлежащая поза и несколько чувственных взглядов легко сумеют возбудить похоть торгующихся за нее и тем самым еще более поднять цену. Ее собственный опыт свидетельствовал, что чем больше денег выложит будущий хозяин, тем более удачным приобретением будет он ее считать, и тем лучшим будет отношение к ней в его доме.
Неожиданно ее привлек какой-то серебристый блеск. Жанна перевела взгляд в ту сторону, откуда он исходил, и увидела женщину, на которую ранее не обратила внимания, посчитав ее слишком старой. Но сейчас, когда та подняла голову, у Жанны даже перехватило дыхание. Это была девушка совсем молодая и неописуемо красивая. Первым чувством женщины было раздражение, но оно быстро улетучилось. Жанна поняла, что эта девушка, так же как и чернокожая принцесса, на помост не попадет. Таких красавиц продают обычно на закрытых торгах, и другим они не соперницы.
Жанна смотрела на беспомощную девушку, все сильнее бледнеющую с каждой секундой. Издалека глаза ее напоминали угли — столь темны они были по сравнению с белой кожей. Широко открытые, они с неподдельным ужасом глядели на что-то в окно. Посмотрев туда же, женщина поняла причину этого страха. В большом внутреннем дворе, напротив их комнаты, шли торги. Собственно, она догадывалась о том, что там происходит, но не придавала этому большого значения. Рабов никогда не продают в первый день их прибытия в багнио, поскольку многие попадают туда в таком плачевном состоянии, что за них ничего не дадут. К самой Жанне последнее, конечно, не относилось, но правило есть правило.
Знала Жанна и то, что Хамид Шариф проводит аукционы дважды в неделю, продавая каждый раз от двадцати до тридцати душ, а то и больше, если рабов оказывается у него слишком много. Теперь она поняла, почему в их комнате женщин было не так много. Тех, кого должны были продать сегодня, уже вывели, и они ожидали своей очереди во дворе.
Сквозь окно был виден и сам помост — квадратная платформа, достаточно высокая, чтобы все собравшиеся могли как следует разглядеть товар. Рабы были дешевы, поэтому покупателей всегда собиралось много. Даже небогатый человек был в состоянии помаленьку копить деньги и купить одного или двух, чтобы облегчить себе жизнь. За молодую женщину давали всего семьдесят пиастров, сильный мужчина стоил немного дороже. Выше ценились евнухи — до двухсот пиастров. Спрос на них был большой, ведь религия запрещает мусульманам самим кастрировать людей. Обычай использовать в гаремах евнухов не был исконно турецким, он перешел от византийцев, которым принадлежал И Стамбул раньше, в те времена, когда он назывался Константинополем.
Но дешевы были те рабы, которые предназначались для физической работы. Отличающиеся красотой женщины — это совсем другая категория. Такую невольницу могли покупать в качестве наложницы, и тогда цена определялась тем, насколько сильно желание обладать ею распалило будущего хозяина. В первый раз, когда она была еще невинна, Жанну продали аж за пятьсот пиастров. А за женщину, обладавшую совсем редкой красотой, могли заплатить и гораздо больше.
Жанне пришло на ум выяснить, знает ли обо всем этом среброволосая красавица. Не исключено, что ей не сказали о том, что не поведут на помост, и именно поэтому она так напугана увиденным в окне. Как раз в этот момент на торгах настала очередь молодой невольницы и маленького ребенка, видимо, родственников. Их вывели на помост для всеобщего обозрения и заставили поворачиваться в разные стороны. Несчастные были совершенно голыми и горько рыдали. Жанна, вспомнив себя в таком же состоянии, задумалась. Неизвестно, что лучше: подобно ее нынешним соседкам, заранее увидеть, что тебе предстоит, или сидеть в полной неизвестности вдалеке от помоста и ждать, что произойдет. Она встала, подошла к девушке и присела возле нее на тюфяк.
— Тебе не придется проходить через это, — сказала она мягко.
— Я знаю, — взволнованно ответила девушка на родном языке Жанны с почти незаметным акцентом.
— Тогда почему ты так напугана тем, что видишь?
— Это так ужасно, так унизительно! Этого нельзя позволять. Настоящее варварство!..
— Ты надорвешь свое сердце, если будешь переживать обо всем, крошка. Ты оказалась здесь, и этого уже нельзя изменить. Единственный способ выжить — забыть обо всех, кроме себя.
При этих словах девушка взглянула на нее, и Жанна увидела, что глаза Красавицы вовсе не черные. Они лучились каким-то необычным темно-лиловым, прямо фиалковым светом.
— А ты сама не боишься? — спросила их обладательница.
Жанна хотела улыбнуться, но вместо этого только пожала плечами.
— Я здесь уже старожил. Прошло девять лет с тех пор, как меня пленили и первый раз продавали в Алжире. Тогда меня звали Жанна Мориас, правда, за это время мне несколько раз пытались дать другое имя. Они всегда меняют наши имена. Но Бог его знает почему, сама себя я называю тем, с которым родилась, до сих пор. А как тебя зовут?
— Шантель Бурк.
— Англичанка или американка? — Видя, как девушка колеблется, не решаясь ответить, Жанна усмехнулась. — Следовательно, ты англичанка. Но не волнуйся, крошка. Я могу быть француженкой, а наши страны могут воевать, но это нас не касается. Оставим драки мужчинам, хорошо?
Шантель слегка улыбнулась в ответ.
— Но почему же ты сейчас с нами, если тебя уже продали?
— А, длинная история, впрочем, у меня есть время, чтобы рассказать ее. Я так вскружила голову моему первому хозяину, что он женился на мне, чтобы заслужить мою благосклонность. О, мне было так легко тогда. Исполнялось каждое мое желание, драгоценности и шелка ложились к моим ногам. К сожалению, у него была еще первая жена, которая ненавидела меня, и как только он умер, она продала меня в бордель. Не смотри так испуганно, крошка, — улыбнулась Жанна. — Я ничуть не пострадала от этого. В первую же ночь я подожгла дом и убежала. Мне почти удалось добраться до французского консульства, но совсем рядом с ним я угодила в лапы тому самому сукиному сыну, который захватил нас в рабство в первый раз.
— Ты снова оказалась в плену? Жанна кивнула, сердито сверкнув глазами.
— Меня привели в то же вонючее багнио, из которого продали. Новым моим хозяином стал купец из Истамбула. Следующие два года я прожила в его большом гареме, практически забытая. О, и это тоже было прекрасно! По крайней мере никаких столкновений с другими женщинами из-за внимания господина: Он был стар, и особого желания быть отмеченной его благосклонностью я не испытывала. Беда в том, что я не получала и подарков. Поэтому, когда он умер, а мне была предоставлена свобода, у меня не оказалось денег, чтобы вернуться домой.
