Розалинда Лейкер - Танцы с королями
Уже начало смеркаться, когда вдруг открылась дверь его камеры и вошла жена тюремщика. Ричард уставился на нее в немом изумлении, ибо женщина находилась в состоянии крайнего возбуждения: волосы ее были взъерошены, а в широко раскрытых глазах стоял неописуемый страх. В одной руке она держала миску с похлебкой, которая выплескивалась через края, потому что рука сильно дрожала, а в другой — фонарь.
— Быстрее, мсье! — задыхаясь от волнения, прошептала она. — Я знаю, что вы выздоровели. Убегайте отсюда, только сначала свяжите меня! — Поставив фонарь и миску на пол, жена тюремщика вынула из кармана небольшой моток крепкой веревки и связку ключей. — Быстрее же — ноги и руки, да потуже, вот так! Золото, что дал мне ваш друг, я спрятала в надежном месте, но мой муж убьет меня, если не поверит, что вы напали на меня, когда я принесла ужин. Спешите, мсье, пока он не вернулся из трактира!
В считанные секунды Ричард оказался на узкой улочке и сразу же растерялся, не зная, куда бежать. Из темноты вдруг выступила фигура.
— Слава Богу, наконец-то вы выбрались, сир! Меня прислал мсье Бален. Пойдемте же! — Человек цепко взял его за руку и повел прочь от тюрьмы.
Роза сразу отправилась к мадам Арно и рассказала обо всем ей и ее овдовевшей дочери, Николетте. Несмотря на охватившее их глубокое отчаяние, они встретили Розу гостеприимно и, за отсутствием другого места, поселили в детской вместе с двумя детьми. Мадам Арно выразила сомнение в том, что Розе удастся выяснить, на какой день назначено заседание трибунала, где решится судьба близких ей людей. Никаких заблаговременных объявлений на этот счет не делалось.
— Эти трибуналы просто фарс! Узников заволакивают силой в зал суда, и трибунал, который состоит из отъявленных злодеев, назначенных Комитетом общественного спасения, выносит им приговор через несколько минут, а зрители орут, как древние римляне, показывавшие большим пальцем вниз. Приговоры иногда исполняются на следующий же день. Нынче человеческая жизнь ничего не стоит.
— Тогда я должна попытаться вызволить дедушку, Диану и Чарльза еще до трибунала!
— Хорошо, если бы вы привезли их сюда, — предложила мадам Арно. — У нас глубокие погреба, где их можно спрятать так, что сам дьявол не найдет.
На том и порешили. Роза купила крытую повозку и лошадку с еще более веселым норовом, чем та, что была у нее прежде. Это животное при случае могло бежать куда быстрее. Она собрала всю оставшуюся у Николетты старую детскую одежду, из которой дети уже давно выросли, и дала задание ей и ее матери нашить на скорую руку еще, пока она распродаст эту.
За сравнительно короткое время, в течение которого Розы не было в Париже, здесь произошли большие изменения. Во многих тюрьмах поменяли тюремщиков и часовых, и новые стражники не пускали ее внутрь, хотя и извещали узников о продаже детской одежды у ворот.
По размеру требовавшейся одежды Роза могла судить о том, был ли здесь Чарльз. Первое время раскупали в основном распашонки и пеленки для новорожденных, и у Розы сердце обливалось кровью от жалости к несчастным матерям, родившим в тюрьме и знавшим, что ни им, ни их детям не суждено жить. Иногда она встречала в карауле старых знакомых, и те беспрепятственно пропускали ее в тюрьму, но пока ей не удавалось найти никаких следов ни ребенка, ни двух взрослых людей.
Однажды утром она отправилась в Тампль и уже остановилась у его ворот, как к ней подбежала запыхавшаяся Николетта с лицом, перекошенным гримасой отчаяния:
— Ваш дедушка и Диана после суда содержались в этом месте! Их увезли в повозке смертников десять минут назад. Моя мать отправилась на площадь Революции, надеясь, что сможет пробиться через всю эту толпу к гильотине, чтобы услышать последние слова Дианы. Она ее так любит…
— А как же мой ребенок? — воскликнула Роза, и губы ее тотчас побелели. — Он с ними?
— Не знаю! — Николетта увидела, что Роза отодвинулась на сидении, освободив ей место, и покачала головой. — Я не могу ехать с вами! Мне нужно вернуться к детям.
Роза хлестнула лошадку, и та стрелой помчалась вперед. Прохожие, еле успевавшие уворачиваться в сторону, кричали ей вслед ругательства, но страх и горе сделали ее глухой ко всему вокруг. Она, глядя вперед ничего не видящими глазами, без устали нахлестывала лошадку. Колеса подскакивали на выбоинах мостовой, а на поворотах тележку резко заносило, и лишь чудом Розе удавалось избежать столкновения со встречными каретами и повозками. Зная, что проезд на площадь Революции будет закрыт, она остановилась под аркой и, бросив лошадку, у которой пена шла изо рта, помчалась как ветер по лабиринту мрачных переулков, выскочив на большую улицу у мастерской шорника. Оттуда было рукой подать до огромной площади, где уже собралось более двух тысяч людей.
Гильотина стояла на высоком помосте в центре площади, зловеще поблескивая металлическими частями, и даже из самых последних рядов толпы было хорошо видно все, что происходило на эшафоте. Стоял ясный, солнечный день, и на ослепительно голубом небе не было видно ни облачка, что само по себе бывало зимой не так уж редко. Казни уже начались. Солдаты с барабанами выбивали дробь каждый раз, когда лезвие гильотины поднималось. Затем следовал удар о плаху, и наступал миг напряженной тишины, разрывавшийся ревом осатаневшей от крови, ликующей толпы: это поднимали и показывали голову, которую бросали в корзину, и процедура повторялась снова, почти без задержки.
Повозки со смертниками въезжали на площадь с улицы неподалеку от того места, где остановилась Роза и, оглядевшись, она стала проталкиваться поближе к проходу в толпе, вдоль которого с обеих сторон стояли шеренги солдат. Ей оставалось протиснуться всего лишь на несколько шагов, когда она увидела своего дедушку. Он стоял вместе с другими в подъезжавшей повозке, держась за деревянную перекладину, и на его гордом лице не было заметно ни малейшего следа физической боли, которую ему наверняка приходилось испытывать, когда повозка прыгала по неровной брусчатке и его швыряло из стороны в сторону. Роза закричала, но ее голос затерялся в гуле толпы, и хотя взгляд Мишеля явно выискивал ее лицо среди других лиц, ему никак не удавалось обнаружить внучку. Затем женщина в платке рядом с ним повернулась, и она узнала Диану с Чарльзом на руках.
Роза завизжала и стала, царапаясь как сумасшедшая, лезть вперед. Люди, стоявшие вокруг нее, стряхивали ее руки, подумав, что эту женщину охватил приступ кровавой истерии, который часто случался с легко возбудимыми людьми у гильотины. Какой-то мужчина, рассвирепев, так хватил кулаком ее по голове, что она упала на колени. Когда она поднялась, повозка уже проехала, и пробраться к гильотине не было никакой возможности.
