Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Тулина Светлана "Fannni"

Только это ведь именно что умом. А тело хочет быть наполненным, хочет мучительно, до дрожи в коленках, до ноющей поясницы и болезненного напряжения каждой жилки, до нестерпимо сладостных снов, после которых просыпаешься вся в слезах, потому что сон прервался слишком рано. И остается только зажимать кулаки между бедрами и давить в подушку стоны, чтобы не услышал кто — потому что хорошей жене правоверного не пристало испытывать подобного, так ведут себя лишь суккубини, вечно проклятые перед лицом Аллаха, а уж хорошей перчатке так и тем более не подобает иметь своих желаний, отличных от желаний богини.

Только вот кто придумал, что они — отличны? Разве высшая честь и доблесть перчатки не в том, чтобы быть наполненной предопределенным Аллахом посланцем богини? Да хорошая перчатка должна всеми силами жаждать этого наполнения — а она жаждет, о, как же она жаждет! До судорожно поджатых пальцев на ногах и желания собственными руками расцарапать красивое личико той, кого Осман вот сейчас, в эту минуту, до самых краев наполняет блаженством, снова и снова, и снова, и снова — о да, наследник силен и неутомим не только на тренировочной площадке, и кому же и знать это, как не Хадидже!

Ну а теперь и Мейлишах...

Днем за делами и суетой можно было отвлечься, а ночами неподобающие мысли и желания одолевали сильнее. Хадидже потому и назначила тайный урок именно на сегодня, что поняла — все равно не уснет, так и проворочается до самого утреннего намаза, так чего мучить себя? Как только узнала, что сегодня к Осману вызвали Мейлишах — так сразу и послала за Гиацинтом. Лучше уж совместить опасное с полезным, избежав неподобающих мыслей — а мысли об убийстве Мейлишах определенно неподобающие, тут уж никак иначе воспринять невозможно.

К тому же Гиацинт ей понравился своим упорством, своим непременным желанием достичь поставленной цели, своей настойчивостью — теми качествами, которых, как принято считать, евнухи лишаются вместе с мужским достоинством, превращаясь в существ куда более расчетливых, уступчивых податливых и подлых, чем любая женщина.

Она тогда ясно дала понять, что никакого урока не будет — а он сказал, что подождет и будет надеяться, что госпожа передумает. Хадидже была уверена — и в том, что не передумает, и в том, что надолго терпения у евнуха не хватит.

Но прошел месяц. А потом и еще…

Гиацинт по-прежнему приносил к ее порогу лакомства и свежие сплетни — и если в первом более вовсе не было необходимости, то второе было как нельзя кстати. Хотя и опасно расслабляло.

Хадидже поняла, что начинает к привыкать к новостям, которые не надо подслушивать и высматривать, начинает лениться — а это неправильно. Тем более что в игру включились другие евнухи — пока, слава Аллаху, только младшие, но лиха беда начало! И теперь любое самое мимолетное распоряжение Хадидже исполнялось с быстротою и безукоризненной точностью, о которых другие наложницы и даже сама валиде могли только мечтать.

Да что там распоряжение! Любое пожелание, любое случайно оброненное сетование — все исполнялось в мгновение ока и первым делом, зачастую в ущерб другим распоряжениям, отданным ранее и куда более высокостатусными обитательницами Дома Счастья, а может быть, и всего Дар-ас-Саадет. Словно слово Хадидже было важнее слова валиде или даже самой Кёсем.

Было понятно, что долго так продолжаться не может. Пока еще кроме самой Хадидже никто не замечал странного поведения младших евнухов — но ведь рано или поздно обязательно заметят! Не все же в Дар-ас-Саадет слепые. Заметят — и доложат кызлар-агасы, это уж обязательно. И вряд ли главному евнуху Мухаммеду понравится, что теперь его подчиненные подчиняются не только ему — и не столько ему…

Мейлишах вот уже, похоже, заметила — не случайно же она вдруг завела разговор о старинной сказке про хитрого евнуха и двух наложниц. Хадидже этой истории раньше не слышала, и Мейлишах рассказала — с улыбкой, словно простую сказку, но глаза ее при этом не улыбались. Тревожными были глаза ее.

…Случилось это очень давно, так давно, что теперь никто уже не помнит имен ни султана, ни его наложниц, ни хитрого евнуха. Помнят только, что евнух был стар и опытен, а султан очень молод, и наложниц у него было две. Одна умная и добрая, а вторая не так чтобы очень и то и другое. Добрая умница сразу же подружилась со старым и опытным евнухом, а глупая злючка всячески над ним издевалась, шпыняла, попрекала преклонным возрастом и во всеуслышание заявляла, что как только она станет хасеки или кадине, такую старую рухлядь, позорящую султана, выкинут за ворота. И ничего не мог ей возразить старый евнух, ибо действительно был стар и временами немощен. Только вздыхал печально. И утешала его добрая наложница, и говорила, что умолит султана не выгонять старика. И ей тоже ничего не отвечал старый евнух, улыбался только. А потом шел к султану. И говорил с ним. О старых добрых временах, о войнах, пирах и охотах, о лошадях и золоте. Ну и о молодых наложницах, конечно же, тоже они говорили. И узнавал султан, что одна из них благоговеет перед своим господином и повелителем, и каждый день благодарит Аллаха за ниспосланное ей счастье быть его избранницей, — а вторая же в медный динар его не ставит и насмехается над его мужской силой, говоря, что даже у мыши ее поболее будет. И темнел лицом молодой султан, и ночь за ночью звал на ложе лишь ту, о которой хорошо говорил ему старый и опытный евнух, возвысив ее пред глазами султана. И чем дальше — тем больше отворачивал сердце свое султан от злобной гордячки, тем более что она, измученная бесплодными ожиданиями, стала чахнуть и растеряла былую красоту. И когда однажды она сама явилась незваной к порогу султанской опочивальни и сказала, что соперница и хитрый евнух ее просто-напросто оболгали, унизив перед глазами султана — тот не стал ее слушать и прогнал с глаз долой.

Так рассказывала Мейлишах, и глаза ее были тревожными, хотя губы и улыбались.

Хадидже не могла не примерить старую сказку на себя — и нашла, что такая история ей нравится. Правда, в сказке евнух был стар… ну так возраст — дело наживное, а опыта Гиацинту уже и сейчас не занимать!

Но когда она, рассмеявшись, полушутя предложила Мейлишах объединить их маленькую партию «девочек Кёсем» с партией евнухов — ведь тогда во всем гареме никто не сможет их одолеть! — та шутки не приняла, только лишь еще больше встревожилась. И возразила, что старая сказка закончилась очень печально — султан, немного подумав, казнил всех троих, просто на всякий случай.

А еще Мейлишах попросила Хадидже быть осторожнее. Потому что евнухи хитры и злопамятны, и всегда себе на уме. Вот же глупая! Можно подумать, Хадидже и сама не знает этого. Можно подумать, вчера на свет родилась! Можно подумать, да…

Странно. Привычное мысленное возмущение — о, конечно же, только мысленное! — ничуть не помогало избавиться от необычного чувства: Хадидже нравилась тревога Мейлишах. И ее слова тоже нравились — не только сказка, но и все остальные слова тоже. И Хадидже немного смущало то, что она была не уверена — правильно ли это для хорошей перчатки? Но ведь и в том, что неправильно — она тоже уверена не была.

Однако сказка сказкой, а с Гиацинтом и его приятелями действительно следовало что-то делать. И, подумав, Хадидже рассудила, что дать ему вожделенный урок будет наименьшим из возможных зол — получив желаемое, он наверняка постарается тут же выкинуть Хадидже из головы, чтобы не чувствовать себя ей обязанным.

Сказано — сделано. Тайный урок в гареме, где невозможно сохранить ни одного секрета и все тайное сразу же становится явным? Да нет ничего проще!

Как оказалось — действительно нет. Если это нужно умному евнуху — и не менее умной хасеки.

Идя вслед за Дениз по темному коридору учебного крыла, Хадидже в который раз удивлялась, насколько же оказалось на самом деле просто все устроить. Воистину нет ничего невозможного для объединившейся с партией младших евнухов партии «девочек Кёсем»! Может, не такой уж глупостью было то шутливое предложение, сделанное ею Мейлишах?