Кейт Мур - Полюбить дьявола
— Ваша светлость, простите, что помешали, — промямлил Пелгрейв.
Уэнлок не поздоровался ни с одним из них.
— У вас есть сведения от Марча?
— Ваша светлость, у нас частный разговор.
Уэнлок только протянул раскрытую ладонь.
— Мистер Марч больше не занимается сбором каких-либо сведений.
— Вы его видели? — осведомился сэр Уолтер и тут же понял, что позволил себе лишнее. С Уэнлоком никому не разрешались вольности.
— Вы неверно поняли меня, Радцок. — Рука оставалась протянутой, в требованиях нельзя было усомниться.
Раддок сунул руку во внутренний карман и вытащил записку, которую получил через посыльного Марча. Он положил ее на ладонь герцога. Отказать Уэнлоку означало совершить социальное самоубийство.
Пелгрейв бросил взгляд на своего друга и последовал его примеру.
Герцог разорвал обе записки пополам и швырнул их в огонь.
— Я бы предпочел, чтобы вы больше не слали мистеру Марчу никаких денег.
Оба собеседника обратили к нему удивленные лица. Лицо Уэнлока не располагало к расспросам.
— Ваша светлость, повторяю, это частное дело.
Уэнлок слегка приподнял бровь.
— Право, Раддок, если вы полагаете, что ваши посещения Халф-Мун-стрит не достигнут скандальных газетенок, и если вы, Пелгрейв, думаете, что внезапная поездка вашей дочери на континент не станет поводом для сплетен, вы ошибаетесь.
Лесли Атертон Гренвилл, герцог Уэнлок, вернулся к своему креслу на другом конце комнаты. Пелгрейв и Раддок не нашли что сказать друг другу и спрятались за газетами.
Уэнлок, унаследовав титул, сохранил свое ледяное высокомерие, которое научился напускать на себя еще в молодости. Он пережил самых близких товарищей своей молодости и своего единственного сына. Теперь он пережил и безумного старого короля. Оказалось, что даже в клубе его окружают слабаки и ничтожества вроде Пелгрейва и Раддока, люди ниже его по рождению и по силе характера.
Даже поражение Наполеона и реставрация монархий по всей Европе не могли остановить поток демократии. Перспективы предстоящего царствования Георга наводили тоску. Георг IV ничего не сделает, чтобы восстановить веру соотечественников в превосходство древней крови.
Уэнлоку мало что оставалось сделать в жизни, но он собирался это сделать. Он сокрушит Арчибальда Марча и постарается сделать так, чтобы герцогский титул перешел в руки, достойные принять его, а не к незаконнорожденному отпрыску этой шлюхи с Хилл-стрит.
— Держитесь спиной к двери и все время прячьте лицо в тени. Дайте мне возможность поговорить.
Елена кивнула.
Они съежились на холоде, стоя за несколько дверей от трактира в переулке. Грумы, помощники конюхов и лакеи были завсегдатаями этого заведения, также как и ломовые извозчики и лудильщики. Более четверти часа Уилл и Елена кружили вокруг черного входа. Теперь они ждали, когда выйдет Хардинг и подаст им знак.
Уилл Джоунз быстро и внимательно оглядел ее. Он не разговаривал с ней с самого утра, только потребовал, чтобы она выглядела как мальчик, одобрив ее слишком большую кепку и заставив надеть колючий коричневый шерстяной шарф. Теперь Уилл низко надвинул ей на лоб козырек кепки и засунул под нее завиток волос. Прикосновение его руки, его пальцев в шерстяной перчатке к ее шее вызвало у Елены легкую дрожь.
Уилл обладал даром изменять свою внешность, превращаясь в другого человека. Дело было не только в смене одежды, но и в умении менять походку, манеру держаться, жестикулировать, даже лицо у него менялось. Он мог сделать свои внимательные темные глаза почти лишенными выражения, словно погружался в самого себя. Сегодня он не стал бриться, и темная щетина покрывала резкие черты его лица. Он выглядел в точности так, как сотни рабочих в темной одежде, которые шагали по лондонским улицам и заходили глотнуть пива, если могли позволить себе это.
Появился Хардинг и направился к ним. Они с Уиллом молча обменялись каким-то знаком, непонятным Елене.
Уилл Джоунз распахнул тяжелую дверь трактира и вошел. Свет в основном исходил от ревущего огня в большом открытом очаге, его края из грубого камня были выкрашены темно-зеленой краской. Джоунз выбрал скамью, и Елена скользнула в уголок. Он сделал заказ у стойки, за которой разговаривали несколько человек, и уселся рядом с Еленой спиной к стене.
Комната была полна голосов, по большей части добродушных и грубых. Здесь пахло элем и сохнущей влажной шерстью. В шутках или в посетителях не было ничего зловещего, и на Елену никто не смотрел. Она попробовала различить отдельные голоса. Она занималась этим с самого детства, молча сидя среди разговоров отца и его знакомых, подмечая причуды собеседников, чтобы пересказать их потом матери. Елена слушала громкость и тональность разговора, отрывистые ритмы гнева или нетерпения, гладко намасленные катышки напыщенности. Единственные голоса, которые ей запомнились в борделе, принадлежали Лири и Кирпичной Морде, и она узнала бы оба голоса, если бы услышала. Кирпичную Морду она могла бы представить в подобном месте, а вот Лири — нет.
Когда ей принесли пунш, она нагнулась над дымящейся кружкой, вдыхая пряный запах. Уилл Джоунз стал почти невидимым в полумраке, его голова склонилась над кружкой эля. Но Елена знала, что он настороже. Когда он был рядом, она не могла отделаться от ощущения его близости. Может быть, это происходило оттого, что они спали вместе в его огромной кровати и она как-то приспособилась к его близости? Утром он ушел рано, и она не видела его до тех пор, пока они оба не оделись.
Разговор в трактире вращался вокруг лошадей и темпераментного шеф-повара какого-то могущественного лорда, пока не появился еще один посетитель, которого все присутствующие встретили приветствиями.
— Мистер Касл, что пожелаете заказать, сэр? — обратился к нему трактирщик.
Елена заметила, как напрягся Уилл Джоунз, и поняла, что он знает этого человека. Ах да. Каслом звали сыщика с Боу-стрит, к которому Уилл хотел ее отвести. Она мгновенно скользнула вправо, но рука Джоунза опустилась ей на бедро, пригвоздив к месту, а Касл тем временем подошел к их столу.
— Кто этот негодяй, Джоунз?
— Что привело вас сюда, Касл? — Горячая сильная рука на ее бедре крепко удерживала Елену на месте и посылала по ее нервам сбивающие с толку ощущения.
— Украденная собачка миледи.
Елена чувствовала на себе внимательный взгляд, но не поднимала головы. Сыщик обернулся к толпе и крикнул:
— Три шиллинга любому, кто знает что-нибудь о спаниеле короля Чарлза, принадлежащем леди Беллингэм.
Из гомона голосов, приветствовавших это предложение, выделился чей-то громкий голос, который обвинил в краже французов.
