Элизабет Вернер - Любовь дерзкого мальчишки
Ванда высказала все это с уверенностью и определенностью, рассчитанной на то, чтобы привести Нордека в замешательство, и действительно, в данный момент он не знал, что ответить. Он стоял с мрачным лицом и сжатыми губами и явно боролся со своей досадой. Однако его не так-то легко было сбить с толку. Когда он снова поднял глаза, его лоб был еще нахмурен, но в голосе слышалась лишь язвительная насмешка:
— Вы совсем сконфузили меня, графиня, только что доказав мне, что с первого же дня моего пребывания здесь я был предметом вашего постоянного наблюдения и исключительного внимания; это, право, гораздо больше, чем я заслужил!
Ванда была вне себя, она бросила гневный взгляд на смельчака, решившегося с такой уверенностью парировать ее удар.
— Я нисколько не отрицаю, что наблюдала за вами, — гордо ответила она. — Но вы, вероятно, сами знаете, господин Нордек, что интерес к вашей особе тут не играет совершенно никакой роли.
— Вы совершенно правы, я вовсе не предполагаю в вас никакого интереса к моей особе, от этого подозрения с моей стороны вы полностью гарантированы.
Ванда сделала вид, что не понимает его намека, но тем не менее старалась избегать его взгляда.
— Вы, по крайней мере, можете засвидетельствовать, что я была откровенна, — продолжала она. — Ваше дело теперь подтвердить или опровергнуть мои наблюдения.
— А если я не желаю отвечать вам?
— Значит, я была права и серьезно постараюсь убедить тетю, что ее сын вовсе не так безопасен, как она думает.
Насмешливая улыбка снова заиграла на губах Вольдемара, когда он ответил:
— Ваше мнение, может быть, имеет большое значение, графиня, но, во всяком случае, вы — не дипломат, иначе были бы осторожнее в своих выражениях. «Безопасен»! Это слово наводит на размышления.
Молодая девушка невольно вздрогнула.
— Я только повторяю ваше собственное выражение, — сказала она, быстро овладев собой.
— А, это другое дело! А я уж подумал, что в Вилице творится что-то такое, чему мешает мое присутствие.
Ванда не ответила; она убедилась теперь, как была безгранично неосторожна. Разговор в этом направлении продолжать было нельзя, а потому она приняла быстрое решение и энергично разорвала сеть, которой опутала себя по собственной неосмотрительности.
— Оставьте насмешки! — сказала Ванда, в упор посмотрев на Нордека своими большими темными глазами. — Я ведь прекрасно знаю, что они относятся не к делу, о котором идет речь, а исключительно ко мне. Вы заставляете меня коснуться предмета, который я давно предала бы забвению, если бы вы постоянно не напоминали мне о нем. Оставим открытым вопрос о том, насколько подобное поведение является «рыцарским», но вы, вероятно, чувствуете так же хорошо, как и я, что оно поставило нас в положение, которое начинает становиться невыносимым. Я вас оскорбила, и вы до сегодняшнего дня не простили мне этого. Ну хорошо… — она на мгновение остановилась и глубоко вздохнула. — Я была неправа и теперь это признаю. Довольно вам этого?
Это было своеобразное извинение, а манера, с которой оно было произнесено, была еще своеобразнее. В ней выражалась вся гордость женщины, которая прекрасно осознает, что для нее не является унижением, если она снисходит просить прощения у человека за то, что сделала его игрушкой своего каприза. Однако ее слова произвели совершенно другое действие, чем она ожидала. Вольдемар отступил на шаг, и его глаза впились в ее лицо.
— Вот как! — медленно произнес он, выделяя каждое слово. — Я не знал, что Вилица имеет такое важное значение для вашей партии.
— Вы думаете? — запальчиво воскликнула графиня.
— Я думаю, что однажды я очень дорого заплатил за то, что являюсь владельцем этих имений, — перебил ее Нордек, причем по тону его голоса было слышно, что его терпение лопается. — Тогда речь шла о том, чтобы приобрести Вилицу, теперь нужно во что бы то ни стало удержать ее. Но только вы забыли, что я больше не прежний неопытный мальчик. Вы сами, графиня, открыли мне глаза, и теперь уж я буду держать их открытыми, даже невзирая на опасность получить упрек в «нерыцарских» поступках.
Ванда побледнела как смерть, ее рука судорожно мяла складки бархатной амазонки.
— Довольно! — сказала она, стараясь овладеть собой. — Я вижу, вы не желаете примирения и, чтобы сделать его невозможным, прибегаете к оскорблению. Прекрасно! Я принимаю предложенную мне вражду!
— Ошибаетесь, — спокойнее ответил Вольдемар. — Я не предлагаю вам вражды; это было бы совсем не «по-рыцарски» по отношению… к невесте моего брата.
Ванда вздрогнула, странно, это слово поразило ее как болезненный удар, она невольно опустила глаза.
— Я до сих пор не поздравил вас, — продолжал Вольдемар, — и прошу принять мое поздравление сегодня.
Ванда молча кивнула. Она сама не знала, что сковало ее уста.
Воцарилось молчание, только свист ветра и шелест сухих листьев нарушали тишину. Уже начало смеркаться, и со всех сторон на сырой лужайке поднимался густой туман, из которого как будто выплывали, сменяя друг друга, тысячи различных фигур и образов. В этом море тумана медленно вырисовывались старые буки, синие волны, из которых поднимался сказочный город с его несметными сокровищами, а из глубины моря мощно звучали волшебные колокола Винеты.
Молодой человек первым прервал молчание; он провел рукой по лбу и произнес:
— Не лучше ли нам вернуться в лесничество? Уже смеркается.
Ванда сразу же согласилась; она во что бы то ни стало хотела положить конец этому пребыванию наедине, так как больше не хотела видеть того, что ей мерещилось в море тумана.
Она подобрала свою амазонку, собираясь идти. Вольдемар вскинул ружье на плечо, но вдруг остановился.
— Я оскорбил вас своим подозрением; может быть, я был неправ. Но… будьте откровеннее… разве извинение, до которого вы снизошли, относилось к Вольдемару Нордеку? Вернее, к владельцу Вилицы, с которым ищут примирения, чтобы он не обращал внимания на то, что творится в его владениях.
— Значит, вы знаете? — перебила его подавленная Ванда.
— Достаточно, чтобы снять с вас всякую заботу о том, что вы только что были неосторожны. Неужели же меня считают таким ограниченным и думают, что я один не буду знать того, о чем говорят даже в Л., а именно что Вилица является центром партийной деятельности, во главе которой стоит моя мать? Вы спокойно можете согласиться с тем, что уже знает вся окрестность и что было мне известно прежде, чем я приехал сюда.
Ванда молчала и тщетно старалась прочитать на лице Вольдемара, что именно ему известно.
— Не об этом речь, — снова начал он. — Я просил дать ответ на мой вопрос. Был ли этот поступок добровольным или же… являлся исполнением возложенного поручения? Ванда, не негодуйте так, вы должны простить мне, если я недоверчиво отношусь к приветливости с вашей стороны.
