Юрий Татаринов - Посланник Аллаха
В двух противоположных углах поляны находились вонзенные в бревна громадные топоры. Багадур первый вышел на открытое место и взял оружие. Подняв двумя руками топор, он оглянулся на своего господина в ожидании разрешения начать бой.
Соперник его, надев шлем, тоже взял оружие...
Понимая, что Багадур не из железа, Баты-хан стал успокаивать его:
— Не думай, что это мой родственник. Думай, что ты — это я. Сегодня твоя ловкость и твоя сила будут стоять за мою честь. Ты должен убить Швейбана, чтобы потом никто и никогда не тыкал в мою сторону пальцем и не говорил, что надо мной надсмеялся юнец!..
Багадуру не раз выпадало драться один на один. Случалось, что схватку с его участием наблюдали два враждующих войска. Он всегда побеждал. И гордился этими победами, ибо во всех случаях ему противостояли иноплеменники. Теперь же он должен был поднять оружие на собрата, да еще и представителя знатного рода. Это убийство, если оно должно было состояться, ложилось на него черным несмываемым пятном. Багадур знал, что даже покровительство светлейшего в будущем не может уберечь его от гнева и расплаты родственников молодого наместника...
Меж тем Баты-хан отыскал взглядом возлюбленную... Та стояла неподалеку от его кресла и, казалось, готова была стать первой жертвой этого поединка. Ее качало, ей было плохо. Тем не менее она ни о чем не просила. Помимо боли, взгляд ее источал еще и холодное презрение к собравшимся.
Выждав, когда затихнут последние голоса, светлейший наконец сделал отмашку — разрешил начинать...
Держа топоры над головой, соперники стали сходиться... Может быть, рассчитывая на внезапность атаки, а может быть, поддаваясь страсти горячего сердца, молодой наместник первый нанес удар. Металл, ударившись о металл, отозвался звоном по всей долине. Эта атака была встречена криками одобрения — в низине ожил гул голосов... Подбадриваемый мыслью, что в случае удачи он будет прощен, Швейбан продолжил атаковать. Он замахнулся и опять ударил, а потом опять и опять. Каждый из его ожесточенных ударов отзывался в долине громким эхом...
Почувствовав опасность, Багадур начал пятиться. Кажется, топор был не лучшим оружием из того, которым он владел. Бедняга не отвечал, лишь защищался, подставляя топор. Но воины Баты-хана знали, что если телохранитель станет отвечать, то молодому наместнику придется туго. О силе Багадура наслышан был каждый.
Швейбан продолжал наступать. Он действовал ловко и быстро, как четырнадцатилетний мальчик. Топор его мелькал около незащищенной головы соперника, как коршун, падающий с высоты на жертву. Брызги искр разлетались над поляной и жалили тех, кто был ближе к дерущимся...
Но вот и Багадуру удалось потеснить противника. Выставив плечо вперед, великан метнулся на молодого наместника и задел его шлем — тотчас всем показалось, что вместе со шлемом отлетела голова Швейбана... Бедняга наместник умудрился отскочить, иначе был бы поражен следующим ударом...
Схватка на топорах частично уравнивала шансы бойцов. Достаточно было одного расчетливого удара, чтобы решить ее исход. Финал не предсказывал уже никто...
Светлейший следил за дерущимися мельком. Перед ним был объект куда слаще для взора. Хан без конца оглядывался на несчастную Эвелину. Глаза ее, казалось, источали крик: «Что же вы делаете, люди?! Опомнитесь! Зачем эта жажда убийства?» Впервые в жизни бедняжка видела драку на смерть. «Оставьте меня! — кричали ее глаза, ее вытянутая в напряжении шея. — Решайте свои споры без меня!» Звон топоров и крики охваченных страстью поединка воинов ужасно мучили ее...
Светлейшему было не легче. При любом исходе он терял надежного, проверенного подданного. Но дело было даже не в этом. Сердце хана переворачивалось и отзывалось болью от того, что он не верил, что даже эти страдания любимой смогут повернуть ее лицом к нему! Он распорядился привести несчастную для того, чтобы показать ей, что она натворила! Теперь, глядя на возлюбленную, он спрашивал себя: «Чувствует ли она, как люблю я ее?»
Он рассчитывал остановить схватку в тот момент, когда красавица бросится к нему в ноги и попросит за обоих!.. Но время шло, а царица его сердца была безмолвна, как небо. Милосердие ее дремало, а в глазах читалось все то же — презрение ко всем и любовь к себе. «Да она пострашнее этих топоров! — наконец вынужден был ужаснуться хан. — У нее нет сердца!..»
Тем временем Багадур, отмахиваясь от отчаянных ударов уже уставшего наместника, изловчился и ударил противника по пальцам. Топор стрелой вылетел из рук Швейбана... Багадур замахнулся, чтобы разделить тело наместника на две половины, но в последний момент сдержался, замер и оглянулся на повелителя. Руки его были длинны, а плечи широки — настоящей башней восстал он перед безоружным противником...
Белая одежда молодого наместника была темна от пота и крови. Он тяжело дышал и, кажется, уже не чувствовал страха смерти. Глаза его блестели так же, как серьга в ухе. А кровь из руки в том месте, где были отрублены пальцы, сочилась ему на сапоги...
Встретив взгляд Багадура, светлейший опять оглянулся на пленницу... Несравненная Эвелина во все глаза взирала на зависший в воздухе топор Багадура, ловила ртом воздух — казалось, вот-вот заголосит... Ревность шевельнулась в сердце повелителя. Он вспомнил вдруг то, что видел вчера в шатре племянника: нагая пленница улыбалась искусанными в кровь губами... Желая освободиться от кошмарного видения, светлейший громко и зло, с хрипотой в голосе крикнул Багадуру:
— Что смотришь! Убей его!
И сейчас же над притихшей поляной прозвучал короткий свист и раздался ужасный треск — это верный слуга хана опустил свой топор на плечо молодого наместника. Тело Швейбана раздвоилось, став шире, и вдруг начало валиться на Багадура, который едва вырвал из него свой топор...
Даже опытные воины не выдержали — отвернулись или закрыли глаза. Они не видели, как песок жадно поглощал выплескивающуюся рывками из тела кровь...
Когда молодой наместник упал, хан опять воззрился на пленницу... Оказалось, бедняжка нуждалась в помощи. Китайцы-слуги поддерживали ее, старались вернуть ей сознание.
«Вот и все, ангел мой, — глядя на возлюбленную, печально подумал светлейший. — Твоего красавца больше нет. Остались только я да ты...»
Он все еще питал надежду заставить несчастную полюбить его...
Глава 14. Затворница
Убийство Швейбана вызвало новую волну недовольства подданных Баты-хана. Это был тот редчайший случай, когда деяние светлейшего встретили с осуждением. Воины затаились. Они собрались вокруг костров и весь остаток дня, а затем и вечер, обсуждали случившееся. Глядя на притихшую долину, можно было подумать, что в стане траур, как после неудачного сражения, унесшего тысячи жизней. Те, кому в тот день выпадало встретиться с ханом, прятали глаза, старались поскорее покинуть его общество...
