Виктория Дал - Семь дней страсти
— Почему ты остановился? — набросилась на него с кулаками Синтия.
Ланкастер оттолкнул ее руки, но она еще сильнее застучала кулаками по его груди.
— Ублюдок!
— Стоп!
Господи, она была теперь сильнее, чем десять лет назад. Ему, наконец, удалось схватить ее за руки.
— Ты, — выдохнула она, — ты просто остановился.
— Я знаю. Прости. Клянусь, мне очень жаль.
— Но почему?
Она освободила руки и отступила. Правду рассказывать нельзя, во всяком случае, всю правду. Поэтому Ланкастер сказал:
— Я не должен был делать этого, и ты это знаешь.
— Но ты делал это. Такое объяснение не принимается.
Синтия запнулась на последнем слове, которое дало свободу слезам. Она заплакала.
— Не плачь, — замотал головой Ланкастер. — Синтия, мне очень жаль. Не плачь.
Она застонала от бессилия и попыталась вытереть слезы, но они все равно струились по щекам.
Когда Ланкастер приблизился к ней, она попыталась снова ударить его, но он заключил ее в свои объятия и прижал к себе.
— Прости, мне не следовало это делать и не следовало оставлять тебя в таком состоянии.
Синтия покачала головой, шмыгнула носом и приглушенно спросила:
— В каком состоянии?
Ник закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он не собирался отвечать на этот вопрос.
— Синтия, мы не женаты. Мы даже не обручены. Я не должен прикасаться к тебе даже сейчас.
— Не надо опекать меня, Ник, — прервала его Синтия. — Я хорошо знаю, что все, что делают в браке, можно делать и без него.
— Но это не оправдание, Син.
— Но и неправильного в этом ничего нет.
— Конечно, есть!
— Ой, неужели? И я, надо полагать, первая женщина, к которой ты когда-либо прикасался?
— Я… — простонал Ник, — я не…
— Ладно, отпусти меня.
Ланкастер отпустил ее.
— Ник, — начала Синтия, но потом замолчала. Она вздохнула и шумно выдохнула. — Разве ты не хочешь быть счастливым?
Он хмуро посмотрел на нее. Так вот какой у нее вопрос? Что за чушь!
— Конечно, я хочу быть счастливым, А что, разве кто-то не хочет?
Синтия очень медленно уперла руки в бока и посмотрела ему прямо в глаза:
— Если это так, то почему ты женишься на женщине, которой даже не нравишься?
— Мне нужны деньги. Очень нужны.
— Не пытайся рассказать мне, что ты не смог найти наследницу, которой хотя бы нравится твое общество. Ради всего святого, Ник, ты очаровательный, симпатичный и… — она раздраженно махнула рукой.
Он мог рассказать ей. Он хотел все рассказать кому-нибудь. Перед ним была женщина, друг, которая просила его рассказать правду. Вся эта история словно сжигала его изнутри.
Ланкастер нашел плоский камешек, поднял его и бросил в тихую водную гладь. Море сегодня было спокойным и гладким, как стекло.
— Хочешь знать правду? — спросил Ланкастер и уголком глаз заметил, как кивнула Синтия. — Когда я унаследовал титул виконта, мне открылась безжалостная картина. Моя семья находилась на грани разорения. Отец никогда не говорил об этом, никогда не ограничивал нас в расходах. Без преувеличения, это было ужасно. Теперь уже ни у кого не было сомнений в размере моего долга. Всего несколько месяцев потребовалось светскому обществу, чтобы понять, что мне нужна богатая наследница. Но мне было только двадцать три года, поэтому я сопротивлялся почти целый год. — Ланкастер тихо рассмеялся. — Но сопротивление было бесполезным. В прошлом году я встретил Имоджин. Она красива, умна, независима и остроумна. А ее отец хотел завязать отношения с титулованной особой. Я не…
Николас потер виски и задумался, как лучше это выразить словами. «Я не привередлив». Неловко говорить такие слова женщине, с которой ты практически занимался любовью. Синтия повернулась к воде и ждала.
— Я люблю людей, как ты сама сказала. Я подумал, что мы с Имоджин хорошо поладим. Я подумал… Ха! Я подумал, что мы станем друзьями. Как ты и я.
Синтия мельком взглянула на него и снова стала смотреть на море.
— Я поговорил с ее отцом. Я сделал предложение, и она его приняла. Но потом наши отношения стали медленно портиться. В конце концов, мне кажется, она захотела, чтобы я узнал правду.
— Какую правду?
Синтия обхватила себя руками и наконец посмотрела ему в лицо.
— Что она любит другого человека.
— Кого? — На лице Синтии застыло недоверчивое выражение, и это немного успокоило уязвленную гордость Ланкастера.
Он прислонился спиной к скале.
— Она не может выйти за него замуж. Он работает управляющим у ее отца. Очень приличный человек.
— Это она тебе сказала об этом?
— Да нет. Я случайно наткнулся на них при весьма пикантных обстоятельствах.
— О Боже! — В глазах Синтии мелькнула тревога. — Это ужасно.
— Признаю, что гордость моя была уязвлена.
Внезапный порыв ветра колоколом вздул юбки Синтии, и она сердито пригладила их.
— Ты не можешь жениться на ней, Ник. Никто не станет ждать от тебя этого.
В груди у него разлилось приятное тепло. Дело в том, что все, независимо от обстоятельств, будут ждать, что он женится на Имоджин. Все, кроме Синтии.
— Боюсь, это не так. Речь идет не о любви. И даже не о привязанности. Здесь замешаны деньги и власть.
— Значит, найди порядочную наследницу, чтобы жениться! Не женись на этой.
Ланкастер закрыл глаза и вдохнул соленый воздух океана. Волны тихо плескались о берег, и вдруг словно опять вернулось то лето, когда ему было четырнадцать лет и все в мире было просто и ясно. Кричали чайки, светило солнце, и Синтия стояла рядом, уперев руки в бока и злясь на что-то. Как обычно, он только улыбался в ответ. Она всегда была такой симпатичной, когда стучала маленькой ножкой и недовольно что-то выговаривала.
— Ник! — послышался ее голос, и он открыл глаза.
Нет, ему не четырнадцать, и Син не ребенок. И мир, возможно, и остался простым, но никак не стал добрее.
— Это не имеет значения.
— Имеет. Ты несчастлив. А я хочу, чтобы ты был счастливым.
Сердце Ланкастера переполняла радость, оно пело от счастья. За много лет никто не пытался защищать его. Даже собственный отец.
— Я счастлив. В обществе я известен как один из самых счастливых джентльменов.
— Так думают люди, которые совсем тебя не знают, я правильно понимаю?
— Я…
Ланкастер не знал, что сказать. Как ей удается увидеть то, чего другие не видят? Откуда ей известно, что внутри у него абсолютная пустота?
— «Меня уж больше не тревожит жизни суета», — глядя на море, пробормотал он строчку из какого-то сентиментального шотландского стихотворения, застрявшего в голове.
