Джен Хадсон - Храбрая леди
Услышав, как хлопнула дверь, Уэбб оглянулся… и застыл на месте. Перед ним стояла Сахарная Энн в платье, туго обтягивающем ее пышную грудь. Он нервно вздохнул и чертыхнулся, чуть не подавившись сигарным дымом.
— О Господи! — Сахарная Энн подбежала к нему и решительно постучала по спине. — Надеюсь, все в порядке?
— Все просто прекрасно, — выдохнул он. Глаза его слезились. Черт возьми, почему она всегда выставляет напоказ свое тело? Как будто ей невдомек, что с ним при этом творится.
— Этот противный табак убьет тебя когда-нибудь. — Она выдернула сигару у него изо рта и швырнула ее через перила на тротуар. — Ты куришь слишком много. Когда я вижу, что происходит от дыма с хорошими занавесками в гостиной, то просто дрожу от ужаса — ведь то же дым делает с самим курильщиком.
Задетый столь едким замечанием, Уэбб свел брови на переносице и зашагал к концу веранды, однако его хмурый вид ничуть не обеспокоил Сахарную Энн: скользящей походкой она подошла к нему, сорвала розу с просунувшегося сквозь решетку куста и поднесла цветок к самому его носу.
— Прекрасный вечер, ты не находишь? Просто великолепный. Луна похожа на огромный серебряный доллар… — Она глубоко вздохнула, и он живо представил, как поднялась ее грудь. — А запах! Я уже забыла, как великолепно здесь пахнет.
— По-моему, вонь от уборных забивает все остальные запахи. Почему бы не сделать в этом городе коллектор?
— О, — сказала Сахарная Энн, хлопнув его розой по руке, — не обращай внимания. Я имела в виду запах цветов, который так силен даже в ноябре, и аромат ветерка с залива. Знаешь, я так сильно люблю Галвестон! — Она засмеялась, и этот радостный звук, пройдя мурашками по его коже, улетел в темноту. Уэбб почувствовал, как руки его похолодели, а внутри что-то сжалось.
— Кажется, ты теперь счастлива?
— О да. — Она закружилась на месте, как ребенок. — Только недавно я была уверена, что вся моя жизнь рухнула, зашла в тупик, а сейчас чувствую, как ко мне возвращается надежда!
Уэбб вынул из кармана другую сигару, но, вместо того чтобы зажечь, стал катать ее между пальцами.
— Может, объяснишь, в чем дело?
Она покачала головой, потом прислонилась к перилам и подняла лицо, подставляя его лунному свету.
— Я почти жалею, что не могу остаться здесь навсегда.
Сейчас, в лунном свете, от которого лицо ее сияло, словно жемчуг, Сахарная Энн казалась самым красивым из всего, что видел Уэбб за всю свою жизнь. Ее губы выглядели такими же полными и сладкими, как зрелый инжир летом.
Он с трудом перевел дыхание.
— Тогда почему бы тебе не остаться?
— Я… я… У меня есть… обязательства.
Эти губы притягивали его все ближе, будто на него набрасывали лассо.
— Какие обязательства? — Лунный свет, будто ртуть, мерцал в ее глазах, когда они встретились с его взглядом. Его ноздри наполнились ее запахом — ароматом гардений и роз.
— Так… кое-что.
Как притянутые магнитом, их губы оказались совсем близко, и теперь ее дыхание обжигало его кожу. Что-то словно взорвалось внутри его — он схватил ее и стал целовать так, как замученный жаждой человек пьет воду, до которой он наконец-то добрался.
Она поцеловала его в ответ, отчего он совсем обезумел. Уэбб сломал розу, которую она держала, потом ее руки обвились вокруг него.
Когда Сахарная Энн застонала возле его губ, он поднял ее на перила и начал сражаться с платьем и нижними юбками, чтобы добраться туда, куда так стремился. Она обхватила его своими длинными ногами, и он застонал, потом взял в руку, как в чашу, ее пышную грудь и погладил нежный изгиб. Сахарная Энн зашевелилась. Проклятие, она горячая и сладкая, как кипящий тростниковый сироп.
Он прикоснулся к обнаженной плоти и попробовал ее языком. От этого прикосновения где-то в глубине возникла боль, но он все же добрался до пуговиц на шее и расстегнул четыре из них.
— Стой!
Прежде чем мозг воспринял команду, его рука скользнула внутрь, желая обласкать сливочную округлость и затвердевший сосок.
— Остановись, Уэбб! Господи, пожалуйста, остановись сейчас же!
Он послушался, но его рука осталась у нее на груди. Ее ноги по-прежнему стискивали его талию, он чувствовал ее тепло, когда она двигалась у его живота.
Потом он ощутил ее дрожь. Сахарная Энн дрожала, как новорожденный теленок.
— Пожалуйста, — шептала она, и в ее голосе слышалась мука, от которой его сердце чуть не разорвалось. — Пожалуйста, не делай этого. Я… я не могу… не должна. Пожалуйста.
Он медленно вынул руку из теплого гнездышка и, тщательно застегнув пуговицы, глубоко вздохнул, стиснул пальцы вокруг ее тонких лодыжек у себя на спине и мягко опустил ее ноги. Потом отстранился от нее, поправил юбки, снял ее с перил…
— Прости, — сказала Сахарная Энн, — я не должна была допускать ничего подобного. Сама не знаю, что на меня нашло.
Уэбб тоже мог бы принести извинения, как джентльмен, но он никогда не считал себя джентльменом и не сожалел ни о чем.
— Я знаю, что это было, и…
— Черт бы тебя побрал, Уэбб Маккуиллан! — Она повернулась и словно ураган ворвалась в дом.
Дверь с грохотом захлопнулась, и Уэбб вздрогнул. Боже, если он не возьмет себя в руки, то беды не миновать. И вряд ли ему стоит надеяться на Джеймса Ярборо. Завтра, с самого утра, он сам возьмет быка за рога.
Глава 11
Нацепив на себя ремень с парой «кольтов», пристегнув серебряную звезду к жилету, надев черную шляпу и надвинув ее на брови, Уэбб Маккуиллан вошел в контору Ричарда Фицуоррена, не обращая внимания на кислогубую женщину, которая что-то бормотала ему вслед. Уэбб никогда не спал так плохо, как в эту ночь, и выражение его лица, на котором было написано «Не связывайся со мной», являлось такой же реальностью, как и спусковой крючок, находившийся под рукой.
Ему не сразу удалось поверить, что карлик, который, стоя на полу на коленях, чистил сейф, и был проблемой всех проблем.
Фицуоррен вскочил на ноги и впился взглядом в женщину с растрепанными волосами.
— Я просил меня не беспокоить, мисс Первис!
— Мистер Фицуоррен, я пробовала его остановить! Я пыталась! — Бедняжка от расстройства, видимо, собиралась лишиться чувств. — Простите, я не смогла…
— Не обвиняйте ее, Фицуоррен, — процедил Уэбб. — Я сказал ей, что сам доложу о себе.
Он вынул потухшую сигару изо рта, сплюнул в медную плевательницу около большого стола, затем снова воткнул сигару в уголок рта и бросил на поверенного угрюмый взгляд. Здесь придется повозиться — коротышка, хотя он был ростом не выше колена, не отступал; напротив, он воинственно поднял брови и пригладил свои жалкие усы.
