Вера Крыжановская - Болотный цветок
Сюда графиня Ядвига любила удаляться со своим духовником, чтобы вдали от нескромного уха поверять ему свои прегрешения или совместно обсуждать важные и тайные вопросы.
На этот рай графиня, казалось, особенно была расстроена, недовольна и рассеяна. Усадив ксендза рядом с собой на диван, она с едва сдерживаемым раздражением спросила его:
— Ну-с, как же подвигается обращение этой негодной девчонки? Вы молчите, отец Ксаверий? А ведь необходимо, чтобы дело шло быстрее.
— Такие сложные вещи скоро не делаются, если, понятию, иметь в виду действительное и серьезное обращение, по убеждению, а не из-за каких-либо выгод. Молодая графиня очень упорна и слышать не хочет о перемене веры; а потому, прежде чем иметь возможность убедить ее в превосходстве святой римской церкви, я должен приобрести ее доверие. Вот над чем я теперь работаю и, могу сказать, не безуспешно; а прочее придет со временем. Я не понимаю, отчего вы так спешите?
— Ах! Если бы я только могла отделаться от этой проклятой бледной рожи, я рукой махнула бы на ее обращение — пусть себе жарится в пекле во веки веков, — проворчала графиня, и выражение лютой злобы мелькнуло на ее мясистом лице. — Разве вы не замечаете, что Стах влюбился в нее и…
— Пускай. Тронуть ее он все равно не посмеет, а не то я прогоню его от конфессионала, — густо покраснев, грозно ответил ксендз.
— Я боюсь, что когда влюблен человек с характером Стаха, то даже религиозный вопрос его не удержит; а эта вертушка еще дразнит его своими гримасами и видом недотроги. Но я не хочу, чтобы он сходился с женой раньше, чем она примет католичество и святейший отец даст им свое отпущение. Напишите епископу, что я ничего не пожалею, лишь бы получить благословение из Рима; а вы, со своей стороны, тоже действуйте поусерднее, и я дам вам сумму, о которой вы меня давно просили, для общины св. Сусанны.
— Я постараюсь, конечно. Но из чего вы заключили, что граф стал нетерпелив и жаждет обладать своей женой? — насмешливо спросил ксендз.
— По той злости, скажу, почти ненависти, с которой он относится ко мне. И всем этим я обязана проклятой москальке. Но погоди, змея! Если ты не будешь поступать как я хочу, так я смету тебя с дороги. Потомство Земовецких должно быть обеспечено от проклятия матери-еретички.
— Вы, надеюсь, не замышляете убийства? — спросил ксендз, испытующе смотря на нее.
— Убийство? Нет, а заточение, да! Вы знаете, что я люблю копаться в старых хрониках и разных документах нашего архива! Там я нашла рассказ капеллана, жившего около 200 лет тому назад. Оказывается в это время один из Земовецких, пока был по делам в Москве, влюбился там в русскую, на которой затем и женился, вопреки желанию обеих семей. Он привез ее сюда, где у него родилась дочь, которую, разумеется, крестили в католичество. Уходя на войну, он поручил жену и дочь своему младшему брату, а тот с помощью капеллана пробовал обратить ее в истинную веру, но она упорствовала в своей ереси. В один прекрасный день москалька исчезла, и все думали, что она либо утопилась, либо сбежала к себе на родину. Больше о ней не было слышно. Муж, между тем, погиб в бою, а дочь постриглась в монастыре, и младший брат стал родоначальником нынешних Земовецких. Поучительная история, не правда ли? А я нашла место, где та москалька была заключена; пойдемте, я вам покажу.
Она встала, подошла к книжным полкам, нажала какую-то пружину, и тотчас открылась скрытая в резьбе дверь. Холодный, спертый и сырой воздух пахнул в лицо; но, не обращая на это внимания, графиня нагнулась и взяла стоявший в углу фонарь.
— Зажгите его, отец. Лет тридцать, а то и больше, я туда не ходила.
Ксаверий безмолвно зажег восковую свечу в фонаре, и они вошли в узкий проход, в конце которого лестница в тридцать ступеней оканчивалась внизу массивной, окованной железом дверью, снабженной засовом; тяжелый замок валялся на полу. Когда дверь была отворена, стало видно круглое подземелье с низким каменным сводом. Ксендз приподнял фонарь и с любопытством осмотрел каземат.
У стены, на низкой каменной скамье лежала куча мусора, должно быть сгнившая солома, и одеяло из красной истлевшей материи, все в лохмотьях; наверху висел черный крест с пожелтевшим телом Христа из слоновой кости. Неподалеку от входа, на каменном столе стояла глиняная кружка и серебряный, почерневший от сырости кубок; частью на земле, частью на столе разбросаны были бусы четок; тут же лежала плеть трехвостка и книга в кожаном переплете с серебряными углами.
С злобной усмешкой графиня взяла плеть и взмахнула ею по воздуху.
— Хроника не говорит, сама ли кающаяся бичевала свое грешное тело, или капеллан, а может брат мужа наказывал ее, когда она бывала чересчур строптива. Во всяком случае, это прекрасное средство помогает побеждать упрямство, — лукаво заметила она.
— О, несомненно, — ответил, отворачиваясь, Ксаверий.
Ему невольно представилась картина: Марина, запертая в этой зловонной тюрьме, а он хлещет бичом ее беломраморное тело. Не то от страсти, не то от жалости по его телу пробежала холодная дрожь. Но нет, это нежное, хрупкое создание не умрет в этой отвратительной яме; только такой дьявол, как эта старуха, может придумать подобную подлость. А он зорко будет смотреть, чтобы Марина не попалась в западню.
Было уже поздно, когда отец Ксаверий вернулся в свою комнату, мрачный и возбужденный; он перечел дарственную запись на довольно значительную сумму в пользу общества распространения католичества и затем сердито швырнул его в ящик своего стола.
— Дорого я заплатил за этот клок бумаги, чтобы обрадовать его высокопреосвященство архиепископа… Но как мне гадко было покупать его ценой ласки старой ведьмы. Тьфу! Вот уж служение церкви, о котором не упоминалось в моем обете. Вероятно, это входило в понятие «послушания»?..
Он разразился злобным насмешливым хохотом и, захлопывая с шумом стол, проворчал сквозь зубы:
— Если я уж обязан служить церкви подобным образом, то, конечно, могу без зазрения совести воспользоваться тем же способом в личных интересах, для собственного услаждения.
Несколько дней спустя один из соседей помещиков устроил по случаю семейного торжества пикник. Граф счел нужным присутствовать на празднестве и пожелал, чтобы Марина ехала с ним. По обыкновению, она согласилась не протестуя и в условленный час села в карету рядом с мужем.
