Виктория Холт - Храм любви при дворе короля
– Это мужчина? – спросила Айли, блестя глазами.
– Мужчина, дочка.
– Не седобородый ученый, папа?
– Ученый, только не седобородый. Ему, насколько я понимаю, около двадцати.
– Надеюсь, у него не будет эразмовских чудачеств, – сказала Алиса. – Я больше не хочу иностранцев в доме.
– Нет, Алиса, это не иностранец. Он англичанин; и вряд ли ты сочтешь его чудаком. Человек он, должен сказать вам, из очень хорошей семьи, будет изучать право под моим руководством.
– Папа, – воскликнула Маргарет, – где ты возьмешь время помогать молодому человеку в занятиях, ты ведь загружен адвокатской работой, служишь королю и кардиналу? Мы совсем перестанем тебя видеть.
– Не ворчи, Мег. Уверяю, Ропер тебе понравится. Это серьезный юноша, скромный, так что докучать тебе особо не станет. Думаю, он охотно вольется в нашу семью.
И в доме появился Уильям Ропер, юноша сдержанный, с виду кроткий, однако Мег обратила внимание на упрямую складку его губ. Ей понравилась в нем привязанность к ее отцу. Было совершенно ясно, что молодой человек будет в меру своих сил следовать по стезе Томаса.
Джон Клемент, возвратившийся в дом кардинала, появлялся у Моров при всякой возможности; через несколько месяцев стало ясно, что Уилл Ропер и Джон Клемент смотрят на Барку, как на родной дом.
При появлении Уилла Маргарет было тринадцать, ему двадцать, однако, несмотря на эту разницу, она чувствовала себя ему ровесницей. Джон Клемент искал общества Мерси, Уилл Ропер – общества Мег, и Айли из-за этого слегка дулась. Она самая красивая из троих, однако двое симпатичных молодых людей в доме ищут расположения Маргарет и Мерси.
– Нельзя, конечно, – говорила Айли Сесили, тоже несколько легкомысленной, – считать Джона Клемента и Уилла Ропера мужчинами; один вечно нюхает травы и лекарства, другой сидит, уткнувшись носом в учебники права. Отец сейчас при дворе, может, он приведет в дом настоящих мужчин… для тебя, Сесили, и для меня. Сомневаюсь, что Маргарет или Мерси ими заинтересуются.
Алиса донимала Томаса, когда они оставались вдвоем:
– Раз у тебя есть такие возможности, ты обязан подыскать женихов для девочек.
– Алиса, да ведь впереди еще много лет.
– Не так уж и много. Мерси, Маргарет и моей дочери уже по тринадцать. Через год-другой их будет пора выдавать замуж.
– Тогда можно и подождать с этим год-другой.
– Знаю. Знаю. Но мало ли как может измениться отношение короля к тому времени! Оно, конечно, замечательно быть умным, благородным и болтать по-гречески, только, на мой взгляд, ты был бы умнее и благороднее, если бы хоть немного думал о будущем детей.
Томас задумался, потом внезапно положил руку ей на плечо.
– Придет время, я сделаю все, что положено отцу. То были счастливые, спокойные дни. Семья свыклась с работой Томаса у Вулси. При каждой возможности он приезжал домой, и все смеялись его рассказу, как ему удалось незаметно ускользнуть из дворца.
Настроение портили им тогда лишь мелкие неприятности. Однажды Томас поехал в Эксетер повидать епископа Визи, и вернулся очень расстроенным; за столом он объяснил членам семьи в чем дело:
– У меня были при себе ваши работы… небольшие сочинения всех… притом лучшие. Я не мог упустить возможности показать их епископу и, говоря по правде, находясь с ним, только об этом и думал. При первой же возможности я достал вот это сочинение Маргарет. Епископ прочел его и уставился на меня. «Это написала девочка?!» – изумленно произнес он. «Моя дочь Маргарет», – небрежно ответил я. «Сколько же ей лет?» – «Всего тринадцать». И, дорогая моя, епископ, как и Реджиналд Поул, не поверил бы, если бы я не дал честного слова. Он перечел сочинение несколько раз. Взволнованно заходил по комнате, потом отпер ящик стола и достал вот это.
Все с любопытством окружили его.
– Папа, это что? – спросил Джек.
– Золотая монета, сынок, из Португалии.
– Дорогая?
– Конечно. Епископ сказал: «Передайте ее своей дочери с моими поздравлениями и наилучшими пожеланиями, поскольку я впервые вижу подобную работу человека такого возраста. Пусть она хранит эту монету, поглядывает на нее и готовится стать замечательной ученой. Я знаю, ей это удастся». Я не брал ее. Но чем больше я отказывался, тем сильнее епископ настаивал.
– Папа, а почему ты не хотел ее брать? – спросила Айли.
– Потому что, дочка, я хотел показать ему и работы других. Но как? Он счел бы, что я выпрашиваю у него еще золотых монет. Я редко бывал так разочарован. Мне хотелось сказать: «У меня пять умных дочерей и один умный сын, я хочу, чтобы вы знали, как они умны». Но разве я мог?
Все засмеялись, потому что в эту минуту он походил на ребенка – на маленького мальчишку, лишенного, как сказала Маргарет, удовольствия.
– Ну как, Мег, нравится тебе твоя монета?
– Нет, папа. Глядя на нее, я буду всякий раз вспоминать, что она принесла тебе разочарование. – Девочка обняла его за шею и поцеловала. – Папа, не надо так гордиться своими детьми. Ведь гордыня – один из смертных грехов. Я напишу для тебя стихи – об отце, впавшем в грех гордыни.
– Ладно, Мег, буду ждать их появления. Они загладят разочарование, доставленное мне епископом.
Вечерами они собирались, беседовали и читали, иногда пели. Томас немного научил петь и Алису. Поначалу она противилась. Заявляла, что слишком стара поступать в его школу. Неужели он не способен думать больше ни о чем, кроме учения и преподавания? За латынь она не возьмется. А греческий – так ничего более языческого и представить нельзя.
Томас обнял ее и вкрадчиво попросил:
– Ну-ну, Алиса. Попробуй. Голос у тебя замечательный. Ты станешь нашей певчей птичкой.
– Никогда не слышала такого вздора! – заявила она. Однако принялась напевать за шитьем, пробуя голос; все поняли, что со временем она присоединится к ним; так и вышло.
Маргарет чувствовала, что в течение того года она полюбила отца еще больше – настолько, по ее словам, что, кажется, раньше не испытывала к нему никакой любви.
«Утопия» помогла ей глубже разобраться в отце. Благодаря этой книге девочка поняла его стремление к совершенству.
– Я горжусь тобой, папа, – сказала она, – так же сильно, как ты своими детьми. Кажется, мы оба очень гордые. А больше всего мне нравится твоя веротерпимость. – И процитировала: – «Полководец Утоп объявил нерушимым, что каждому дозволяется следовать какой угодно религии; если же кто-нибудь станет обращать в свою религию также и других, то он может это делать спокойно и рассудительно, с помощью доводов, не злобствуя при этом против прочих религий…» Мне нравятся взгляды Утопа на вопросы веры. Я нахожу их вполне разумными.
