Александра Девиль - Оберег волхвов
Собеседники удивленно переглянулись, услышав такие слова, а Шумило с хмурым видом изрек:
— Клинец так боярышню защищает, что даже непонятно, почему он ее в жены не взял. Но я догадываюсь, откуда ветер дует. Наверное, подружка заступилась перед ним за Анну. А подружка у боярышни, должен вам сказать, лакомый кусочек…
Юрята и Гнездило захихикали, Никифор удивленно поднял брови и тоже не сдержал улыбку, а гончар Вышата нахмурился. Он был человеком строгого нрава и к тому же в глубине души хотел бы видеть приглянувшегося ему купца рядом со своей дочерью, а не с какой-то неизвестной красоткой. Конечно, Вышата понимал, что пока купец в опале, ему нельзя оставаться в Киеве и тем более обзаводиться семьей. Но кто знает, что будет после… Набожный гончар верил в справедливость провидения.
— Хватит уж вам шутки шутить, — проворчал он, вставая с места. — Ты, Юрята, и ты, Гнездило, ступайте лучше к дому боярина. Побродите там, послушайте, не хватились ли беглеца. А тебе, купец, и твоим друзьям надо хорошо подкрепиться перед дорогой. Орина, Надежда, несите еду.
Жена и дочь гончара подали на стол нехитрый, но плотный ужин. Насыщаясь, друзья время от времени поглядывали на юную девушку, что тихо уселась в углу и, не отрываясь, смотрела в маленькое окошко на улицу. Все думали, что она так незаметно держится из-за своей излишней скромности. Только Дмитрий почему-то вдруг догадался, что мысли хорошенькой гончаровны были где-то далеко, — как, впрочем, и его собственные…
После ужина стали обсуждать план побега. Было решено, дождавшись темноты, покинуть город пешком, под видом паломников, но только католических, поскольку их плащи с капюшонами хорошо скрывали лица. Орина отправилась на подворье немецких купцов, где можно было купить подобные одеяния. Из жилища Никифора незаметно была принесена Юрятой сабля Дмитрия, — ибо меч у купца отобрали на боярском дворе. Вышата должен был заранее вывести из города лошадей и ждать беглецов в условленном месте. Верхом «монахи» смогут за ночь отъехать на безопасное расстояние. А дальше, двигаясь вдоль Днепра, будут действовать уже по обстоятельствам. То ли присоединятся к какому- нибудь каравану, то ли сядут на корабль. А не случится такой оказии — значит, сами будут продолжать свой путь. Главное — попасть в Корсунь. Там у Дмитрия и Никифора были знакомые купцы, корабельщики. Да и княжеский гнев вряд ли дотянется за своевольником до самого греческого Херсонеса. Но, чтобы достичь солнечных берегов Тавриды, надо еще преодолеть великую опасную степь, в которой половцы были такими же всесильными пиратами, как турки на морях…
— Скажи, Вышата, а твои соседи не могут нас выдать? — засомневался Никифор. — Все-таки не каждый день сюда, на Гончарный конец, захаживают сразу по три католических монаха.
— Плохо ты меня знаешь, купец, — был ответ. — Я ведь гончар не простой посадский, а вотчинный и работаю для монастырей. Ко мне, бывает, от самого митрополита люди приходят. Неужто, думаешь, мои соседи станут присматриваться, какие рясы на монахах? Нет, в нашем квартале нас никто не выдаст. Главное — удачно выехать из городских ворот. Ну ладно, пора готовить в дорогу лошадей.
Вышата, а с ним Шумило и Никифор вышли во двор. Дмитрий на минуту задержался, подошел к Надежде и попросил у нее матерчатую сумку, чтобы спрятать в нее покрывало Анны. Девушка молча вытянула из сундука в углу полотняный мешочек и так же молча протянула его купцу. Дмитрий поблагодарил и, складывая покрывало, задержался взглядом на грустном личике Надежды.
— Тебя что-то гнетет, красавица? — спросил он сочувственно.
Гончаровна подняла на него большие ореховые глаза и, подавив невольный вздох, сказала:
— У каждого свои печали, сударь.
Дмитрий почему-то испытывал симпатию и жалость к Надежде, будто она была его сестрой. Чутье подсказывало ему, что нежная душа этой девушки уже опалена огнем запретной страсти.
— Нетрудно догадаться, что за печаль у тебя на сердце, — сказал он, присев напротив Надежды. — Полюбился какой-нибудь добрый молодец? А может — недобрый?
Девушка вздрогнула, словно он проник в ее мысли.
— Так и есть, — продолжал купец. — Кто-то смутил твой покой. Поманило счастье, как мираж, и скрылось…
— Что?.. Какое слово ты сказал?
— Мираж — это когда в пустыне, среди безводных песков, вдруг видишь цветущие деревья, фонтаны, ручьи, белокаменные города… Но все эти прекрасные видения — призраки, обман. И не надо им верить, но так хочется…
Надежда посмотрела на него с удивлением и тихо промолвила:
— Ты странно говоришь, купец. Будто у тебя самого на сердце печаль. И смотришь куда-то, вроде бы сквозь стену.
— Да, верно, сестренка, я сегодня растерян… Это потому, что сомневаюсь, прав ли был, когда отказался от награды… от такой награды…
— И все-то у вас, мужчин, богатства да почести на уме, — разочарованно сказала Надежда. — Я думала, тебя какая-то сердечная тоска тревожит, а ты, выходит, не можешь себе простить, что отказался от боярского приданого. Поди, вернись, еще не поздно получить деньги и высокий чин. — Последние слова Надежда произнесла с презрительной усмешкой.
— Глупая ты еще, сестренка, — укорил ее купец. — Я ведь не о деньгах и почестях говорю. Тут совсем другое. Я, может, сегодня такой случай упустил, какой раз в жизни дается… да и то не каждому. — Дмитрий задумчиво посмотрел куда-то вдаль, за окно. — Но, видно, не моя это судьба. Куда мне, вечному бродяге… Да и ей ничего не надо, кроме служения Богу…
— Кому — ей? — в недоумении спросила девушка.
Но тут вошел гончар и вопрос Надежды остался без ответа. При появлении отца она тотчас отвернулась и выскользнула в сени. Вышата посмотрел ей вслед, вздохнул и обратился к Дмитрию:
— Жаль, что тебе приходится уезжать из Киева. Я был бы рад, чтоб ты у меня в доме погостил подольше. И скажу тебе открыто, купец: лучшего мужа, чем ты, я бы для своей Надежды не пожелал. Если князь тебя простит или, помилуй Господи, преставится по хворости своей — возвращайся к нам.
— Спасибо за гостеприимство, Вышата. — Дмитрий невесело улыбнулся. — Рад быть другом этому дому. А вот в мужья, скажу честно, не гожусь. Другая у меня судьба. Да и у твоей Надежды, по-моему, сердце уже кем-то занято.
— Ох, сударь мой, я и сам этого боюсь. Что-то она в последние дни слишком задумчива стала, даже побледнела лицом. Добро бы полюбился ей хороший человек, а не какой-нибудь вертопрах… вроде этого князя Глеба.
— Князь Глеб? Но он, говорят, на Бериславе женится.
— Да уж, наверное, на Бериславе. Потому как если бы он к боярышне Анне посватался, так ее бы не стали предлагать в жены… — Вышата замолчал, встретившись со странным, застывшим взглядом Дмитрия.
