Жюльетта Бенцони - Три господина ночи
Подозрения так жестоко его терзали, что он решил убедиться в их справедливости. В самом деле, с некоторых пор Туанон просила его приходить к ней попозже и отказывалась с ним гулять, ссылаясь на усталость. Дальше дело пошло еще хуже: какой-то мальчуган принес ему записку, в которой Туанон писала, чтобы он сегодня вечером совсем к ней не приходил и вообще до конца недели не появлялся, объясняя эту просьбу причинами, показавшимися молодому человеку довольно туманными. И это обстоятельство окончательно заставило его решиться.
Он подкараулил возвращение девушки, затем выждал еще час и отправился к ней. Взбежав по лестнице, постучал в дверь. Никто не ответил, но он услышал шепот по ту сторону двери. Туанон была дома, он нисколько в этом не сомневался, и была не одна.
Им овладел неукротимый гнев. Навалившись на дверь, он высадил ее плечом и влетел в комнату. В ответ на треск развалившейся створки разом вскрикнули два голоса: полураздетая Туанон, лежавшая в постели, испуганно уцепилась за вчерашнего молодого толстяка, а тот визгливо заорал:
– Нахал! Как ты посмел? Вот сейчас позову патруль, чтобы тебя отсюда вышвырнули!
– За патрулем тебе, толстячок, еще придется сбегать! А пока что я сам тебя отсюда вышвырну!
– По какому праву?
Возмущенная Туанон вскочила с постели. Не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу, она дикой кошкой бросилась на Луи-Доминика:
– Это ты сейчас уберешься отсюда, парень! Я была слишком добра к тебе! Ты что, считал, будто так и останется навсегда? Я, знаешь ли, стою большего, чем твои жалкие подарочки!
С минуту Луи-Доминик смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Никогда еще он не видел ее такой, какой она предстала перед ним сейчас: жадная, расчетливая, развратная… Даже ее прелестное личико, искаженное яростью, показалось ему безобразным…
– Вот именно, я вообразил, будто это может продолжаться вечно. Но ты была недостойна моей мечты!
Толкнув девушку с такой силой, что она плюхнулась обратно в постель, где продолжал лежать ее любовник, Луи-Доминик сбежал по лестнице так, будто за ним гнались. Глаза у него были сухими, голова горела. Он чувствовал себя абсолютно несчастным, но судьбе было угодно, чтобы в тот вечер его горести на этом не кончились.
Приблизившись к отчему дому, он услышал через открытое окно разговор, от которого у него волосы на голове встали дыбом.
– Я знаю, что это сделал он, – говорил отец. – Я уже некоторое время его подозревал, но вчера я его выследил и видел своими глазами, как он брал деньги из моей шкатулки.
Затем до его слуха донесся голос матери, в котором слышались слезы:
– Этого не может быть! Никогда не поверю, что он на такое способен.
– И все-таки тебе придется поверить, бедная моя женушка! Наверное, эти пять лет, которые он провел у окаянных цыган, не прошли для него бесследно. Ему внушили, что воровать легче, чем работать.
– Но он же работает…
– Да. Но он не любит свое дело. Я прекрасно это вижу.
Они помолчали, потом мать заговорила снова:
– Что ты собираешься делать?
– Ему будет очень полезно посидеть немного в Сен-Лазар. Я не могу позволить вору гулять на свободе, пусть даже он – мой родной сын. Завтра утром я сделаю вид, будто собираюсь к поставщику, возьму его с собой и отведу… туда!
Дальше Луи-Доминик слушать не стал. Если он вернется домой – он пропал. Он достаточно хорошо знал своего отца и понимал, что ничто и никто не сможет заставить отца изменить решение. Парень отступил на шаг, затем на два, на три, а потом, отойдя от дома на приличное расстояние, пустился бежать и погрузился в недра большого города, как ныряют в море. Кокетство и неблагодарность Туанон решили его судьбу. Луи-Доминика больше не существовало. Вместо него на свет появился Картуш…
Едва стряхнув со своих подошв пыль родительского дома, Картуш обнаружил, что совсем неплохо быть семнадцатилетним, сильным, ловким и жить в Париже. Потому что он, конечно же, не видел необходимости уезжать оттуда. Шансы встретиться с отцом в таком огромном городе были невелики, особенно в тех кругах, какие он намеревался посещать. Одновременно с этим он решил, что очень глупо заниматься грязной работой, когда у тебя хваткие руки и ты можешь с легкостью добыть сколько угодно кошельков и драгоценностей. Он без труда вспомнил уроки цыган. Его природная ловкость помогла развить полученные когда-то навыки.
Стройный, легкий, привлекательный парень нравился женщинам, но он слишком дорожил едва обретенной свободой, чтобы расстаться с ней ради какой-то там любовницы. Он принялся ходить в такие места, где собирается толпа: в церкви, на ярмарки в Сен-Жермен или Сен-Лоран; привлекал начинающего воришку и Новый мост с его пестрым сбродом дрессировщиков с учеными животными, кукольников, фокусников и гадалок. Там ему нетрудно было срезать кошелек или вытащить часы. Вскоре Картуш смог одеваться в шелка и носить шляпу с перьями – совершенно такую же, как у толстого любовника Туанон. Он слушал протестантские проповеди и обедни с певчими, его видели в Кур-ла-Рен, где каждый день прогуливалось лучшее общество.
И вот однажды утром он отправился к обедне в церковь иезуитов на улице Сент-Антуан. Народу собралась тьма – все Марэ. Воспользовавшись этим, Картуш сумел раздобыть два кошелька и английские часы, но, когда месса закончилась и он двигался к выходу, кто-то схватил его за руку:
– Мне хотелось бы переговорить с вами без свидетелей! Угодно ли вам последовать за мной? Мы немного пройдемся вместе.
Мужчина, обратившийся к нему с этим предложением, был высоким и сильным, намного сильнее самого Картуша. Несмотря на то что одет он был как зажиточный буржуа, что-то в его внешности заставляло насторожиться. Может быть, это впечатление шло от иссеченного шрамами лица и холодного взгляда. Картуш инстинктивно схватился за рукоять своей шпаги. По правде сказать, он не очень-то умел пользоваться оружием, но, если этот человек – один из тех, кого он обокрал, он все же сможет хоть как-то обороняться.
Не выпуская руки Картуша, незнакомец вывел его на довольно пустынную и безлюдную улицу, а там, остановившись напротив своего молодого спутника, рассмеялся ему в лицо.
– Ну, что? – произнес он. – Выходит, мы – собратья по ремеслу?
– Что вы имееете в виду?
– Мое имя – Галишон, прозвище – Железная Рука, и я, как и ты сам, джентльмен удачи. Но я не так ловок, как ты. Сколько ты набрал кошельков?
– Три! – ответил Картуш, слишком потрясенный для того, чтобы ему пришло в голову отрицать что-либо.
– Поздравляю – у меня всего один. Но прежде всего верни-ка ты мне мои часы. Подобные вещи между друзьями не приняты. А я очень надеюсь на то, что мы станем друзьями.
