Валери Кинг - Капризная вдова
– Да замолчи же наконец, Энджел! – не выдержала пунцовая от стыда Генриетта. – Разве ты не понимаешь, что мистер Брэндиш нездоров и его нельзя беспокоить глупой болтовней?!
– Ее болтовня меня вовсе не беспокоит, – сердито воскликнул Брэндиш. – И я не так уж нездоров, чтобы не понять тревогу этого бедного создания. Неужели она сказала правду? – В его голосе послышалось отвращение. – Неужели вы и впрямь повезете ее в Лондон, принуждая пожертвовать своим счастьем во имя благополучия семьи?
Он сверлил Генриетту негодующим взглядом, но она не опустила глаз.
– Да, мистер Брэндиш, мы поедем в Лондон, как только соберем необходимые для этого средства. Видите ли, завтра сюда приезжает мистер Хантспил, нынешний владелец усадьбы, который дал нам три недели на то, чтобы мы подыскали новое жилье. Вот мы и решили отправиться в столицу, чтобы выдать Энджел замуж, а заодно позаботиться о будущем Шарлотты, мамы и Бетси…
Генриетта старалась говорить медленно, внятно, надеясь, что до Брэндиша наконец дойдет весь ужас их положения.
Но напрасно.
– Вот вы, оказывается, какая! Совсем как мои отец и тетка! – крикнул он с исказившимся от гнева лицом. – Все вы интриганки! Уж не хотите ли вы и меня на себе женить?
Генриетта поднялась на ноги.
– Я уже сказала вам вчера, что никогда не выйду за вас замуж, – тихим, спокойным голосом напомнила она. – С тех пор не произошло ничего такого, что изменило бы мое решение. Добавлю только одно: вы бросили мне несправедливый упрек, даже не дав себе труда подумать, в каком положении оказалась моя семья.
– Да и вы хороши, – парировал Брэндиш. – Обвинили меня во всех смертных грехах, а сами в это время занимаетесь омерзительным сводничеством! – Новый приступ тошноты заставил его прикрыть глаза. – О господи, как трещит голова! С вашего позволенья, я хотел бы немного поспать.
Его непонимание и внезапная враждебность жестко уязвили Генриетту; кроме того, она испугалась, как бы эта ссора не ухудшила его состояния. Поэтому, предупредив, что Кук скоро принесет ему для подкрепления сил бульон, она поспешила выйти из спальни вместе с Энджел.
Брэндиш лежал с закрытыми глазами, пытаясь разобраться в сумятице мыслей, которая усиливалась пульсирующей болью. Почему перепалка с Генриеттой так его расстроила? В конце концов, кто она такая, эта миссис Харт? Всего лишь заурядная сельская барынька, с которой он немного пофлиртовал. С какой стати ему волноваться о том, что она о нем думает и как собирается поступить с собственной сестрой? Но нет, ее лицо так и стояло у него перед глазами – такое печальное, что у него защемило сердце.
Через несколько минут пришла Кук с бульоном. Брэндиш машинально выпил его, не переставая думать об обиде, затуманившей взгляд прекрасных глаз Генриетты.
Потом он остался один в сумрачной комнате, освещаемой лишь слабым огоньком свечи, пока наконец не погасла и она. Теперь все погрузилось в кромешную тьму. И только тогда Брэндиш нашел силы признаться самому себе, что Генриетта волнует его, иначе он не позволил бы себе такого тона.
15
– Как вы себя чувствуете, лорд Эннерсли? – озабоченно спросила миссис Литон, подкладывая вышитую подушечку под больную руку пострадавшего джентльмена.
Лорд Эннерсли, уютно расположившийся на канапе, обитом розовым дамастом, признательно улыбнулся в ответ. Благодаря настойке опия он почти не чувствовал боли в сломанной руке, висевшей на перевязи у него на груди. И лишь резкие движения заставляли его морщиться.
– Благодарю вас, миссис Литон, – сказал он, – мне очень хорошо. Ваша семья проявила такую заботу о нас с сыном!
– Что вы, что вы! – радостно откликнулась она. – Мы только выполнили свой христианский долг! Но мне очень жаль Бетси, которая…
– Нет-нет, ни о какой вине Бетси не может быть и речи! – перебил лорд Эннерсли. – Во всем виноват я один! Пытаясь заставить сына подчиниться мне, моей родительской воле, я вывел его из себя, и он забыл об осторожности.
Миссис Литон покачала головой и улыбнулась.
– Вы добрый человек, милорд, и такой простой! Похлопотав возле него еще несколько минут, она занялась большой корзиной с мотками янтарно-желтой шерсти.
Перед канапе стоял накрытый к чаю столик на тонких резных ножках. Лорд Эннерсли протянул руку, взял чашку, наполненную горячим, крепким чаем, сделал глоток и с любопытством оглядел небольшую гостиную, обшитую дубовыми панелями. С первого взгляда он понял, что попал в уютное семейное гнездышко. Здесь все располагало к мирному досугу в кругу близких: напротив канапе выстроились в ряд мягкие стулья, обтянутые тонкой шерстяной шотландкой в зелено-бордовую клетку, стояли там и скамьи рядом с изящными рабочими столиками, на которых лежали изрядно потрепанные номера модного журнала «Lа Веllе Аssеmblее», подушечки и коклюшки для плетения кружев, а также нитки и ткань для починки постельного белья. На столике у противоположной стены он заметил также непонятного предназначения банку, набитую зелеными листьями и цветами. Из нее доносилось шуршание, но с такого расстояния лорд Эннерсли не мог понять, что за существо производило этот приглушенный шум.
Рядом в камине весело пылал, пожирая поленья, огонь. По бокам на стенах висели книжные полки. Книги из библиотеки Литонов говорили о тонком вкусе людей, ее собиравших. В ней было практически все, достойное внимания просвещенного ума, – от греческих философов до новейших романов Джейн Остин.
Лорд Эннерсли почувствовал, что вполне освоился в этой атмосфере дружелюбия и уюта. Его душевный покой не смутил даже приход молодых членов семейства. Привыкший к роскошным туалетам обитательниц Бродхорна, он сразу отметил простое изящество, с которым одевались сестры Литон, и это ему понравилось. Первой в гостиную вбежала его любимица Бетси, одетая в просторное коричневое шерстяное платье. Эннерсли уже давно объяснился с ней, уверив девочку, что причиной несчастного случая была не выпущенная ею праща, а его злополучная ссора с сыном.
Потрепав свою любимицу по носу, он шутливо прошелся по поводу ее веснушек и был вознагражден нежным поцелуем в щеку, после чего Бетси переключила свое внимание на таинственную банку, объяснив, что держит там гусениц.
Потом в комнату впорхнула Энджел – жизнерадостная, в разлетающихся оборках розового муслинового платья, она потирала щеку рукой в кружевной перчатке, наслаждаясь ее шелковистостью. Чмокнув в щеку мать, девушка подошла к Эннерсли и простодушно осведомилась, не срослась ли его сломанная рука. Когда он сказал, что на выздоровление понадобится несколько недель, она сочувственно цокнула языком и направилась к арфе. Возле инструмента она сняла перчатки и принялась негромко наигрывать прелестную медленную мелодию.
