Мэриан Палмер - Белый вепрь
— У моей сестры, в Ипсдене. О ней беспокоиться нечего, — рассеянно ответил Филипп. Он полулежал, подперев подбородок рукой и глядя на огонь. Лицо его оставалось в тени.
Перси резко сказал:
— Вы можете считать меня бестактным глупцом, это действительно не мое дело. Но через десять лет, бродяжничая по Европе и хватая за хвост любую войну, вы попомните мои слова, еще пожалеете, что от всего отказались. Если у Глостера была бы хоть одна лишняя копейка, он дал бы ее вам — это мы все знаем. Но он сам нищ как церковная крыса, в кредит никто больше не дает, и живет он только милостями Грютиса. Он ни за что бы не бросил в вас камень, принеси вы эту присягу — даже если б не знал, сколько вы теряете.
— Да мы все в одинаковом положении, — беззаботно сказал Филипп, ставя пустую кружку на пол. — Это мое последнее слово.
— Замечательно! Отчего бы вам не попробовать получить за него что-нибудь у Беппо. Только сомневаюсь, что на выручку можно будет много купить.
Пропустив эти слова мимо ушей, Филипп подтащил к себе ближайший матрас: в комнате становилось холодно и надо было устроить себе постель. Раздеваться он, естественно, не стал — только ботинки сбросил.
— Подамся, пожалуй, в воры, — мечтательно сказал он. — Мсье Де Брези говорит, что всего-то и нужно, что удавка в кармане. Ладно, дуралей вы этакий, ложитесь-ка в постель. Камин почти остыл, и я не уверен, что хозяин будет счастлив, если мы начнем топить его мебелью.
На каждого приходилось даже не одеяло, а простыня: впрочем, и она хоть немного предохраняла от холода. Надев рубаху, Перси растянулся на матрасе, и к тому времени, когда остальные вернулись из общей комнаты внизу, и он и Филипп уже мирно спали.
Примерно через час за окном раздался громкий стук копыт. На постояльцев «Графа Фландрского» он, однако, не произвел ни малейшего впечатления, и курьеру пришлось направить своего взмыленного коня к дому голландского губернатора, где еще горел свет. В сумке у него было сообщение для Эдуарда. В нем говорилось, что, несмотря на все миротворчество Карла Бургундского, граф Уорвик столковался с королем Франции и войска Людовика уже осадили Сен-Квентин — пограничную крепость Бургундии.
Несмотря на это, Рождество при дворе герцога Бургундского отпраздновали пышно и весело. Торжества были в самом разгаре, когда в Лилль прибыл Эдуард со своими спутниками. Герцог и герцогиня встретили их со всеми подобающими почестями, и, если кто и улыбнулся, наблюдая эти неожиданные проявления любви в осажденном лагере, никому, и уж менее всего Эдуарду, не пришло в голову высказывать свои мысли вслух. Истинные чувства к Карлу Бургундскому Эдуард держал при себе; впрочем, Понятно, что это были за чувства: как не испытывать признательности — сохраняя при этом безукоризненное достоинство — к человеку, помогающему тебе вернуть трон.
Ричард находился в Брюгге, который был ближе, чем Лилль, к Флашингу, где базировалась королевская флотилия. Отсюда было удобнее следить за доставкой провизии и вести переговоры с местными толстосумами, решившими в конце концов, что Йоркская партия заслуживает доверия. Так что в Лилле он появился только в феврале. Эдуард со своей сестрой, герцогиней Бургундской, сидел на возвышении; сам же Карл — с завитыми черными локонами, смуглым лицом, одетый с римской непритязательностью, что особенно бросалось в глаза на фоне роскошных костюмов его придворных, — спустился до половины покрытой бархатом лестницы встретить младшего брата жены. С едва заметной гримасой Ричард примирился с условностями дипломатического этикета, а Филипп воспользовался возникшей при этом неразберихой и нашел убежище за массивной колонной посреди зала. Из этого укромного места он мог наблюдать за разряженной публикой. Со многими он был знаком и раньше, выполняя зимой разнообразные поручения Ричарда. Эрар Де Брези, чьи шелковистые волосы отдавали при ярких свечах прямо-таки снежной белизной, издали встретился с ним взглядом и, улыбаясь, поднял руку в приветственном жесте. После той первой встречи на Гран-Плас они еще не раз пересекались по делам своих властителей, и вскоре Филипп с удивлением обнаружил, что вошел в тесные дружеские отношения с одним из самых близких людей Карла Бургундского. Понял он и свою ошибку: раньше лорд Сен-Обен представлялся ему просто доброжелательным, славным человеком. Оказалось — не просто.
В зале произошло какое-то движение, композиция переменилась: несколько придворных дам были приглашены разделить компанию герцогини Бургундской и ее братьев. Перси, приехавший в Лилль за несколько дней до остальных, подошел к Филиппу и с улыбкой кивнул на публику:
— Смотрите-ка, сколько, оказывается, у короля друзей в Бургундии. Между прочим, здесь жена Де Брези, известно вам это?
— Англичанка? Да… помнится, при нашей последней встрече в Брюгге он говорил, что она скоро приезжает. А завтра они как будто отправляются в Ленарсдик. Насколько я понимаю, это ее первое появление при дворе.
— И наверное, оно ей запомнится. Поглядите-ка, как ее обхаживает Его Величество Йорк, — сухо заметил Перси.
— Ну, если король хочет заручиться поддержкой мсье Де Брези, ухаживая за женой этого господина, то его ждет разочарование, — небрежно бросил Филипп. — Монсеньор не из тех, с кем заключают союз при помощи женщин.
— Во всяком случае, таких женщин, — с усмешкой подхватил Перси. — Ей, должно быть, не больше двенадцати.
Удивленно подняв брови, Филипп бросил взгляд на толпу в зале. Он заметил невысокую девочку, почти ребенка, в строгом камчатном платье и прозрачной мантилье. Тут же ее поглотила толпа. Пожав плечами, Филипп отвернулся.
— Бог ты мой, прямо-таки май и декабрь. Не очень-то подходящая для него пара, а?
— А до нее — две уродливые, но богатые наследницы. И обе нашли последнее упокоение, — добродушно хмыкнул Перси. — А сына — наследника фамилии нет. Сейчас пройдешь мимо — не заметишь, но через год-другой она расцветет. Ну, и приданое тоже сыграло свою роль, конечно.
Хозяева и высокие гости собрались уходить. Карл, его жена, ее братья в сопровождении целой армии слуг церемонно прошествовали через зал. Сегодня вечером герцог ужинал со своими гостями в узком, как говорится в Бургундии, кругу, и Де Брези с женой Филипп уже больше не видел. На следующее утро, еще не проснувшись толком, Филипп услышал на улице скрип колес и стук копыт — это Де Брези уезжали на север, в Ленарсдик.
В начале марта потрепанные морскими штормами суда незаметно появились в волнующихся водах у йоркширского побережья и бросили якорь чуть выше Равенспура. Шторм разметал Йоркскую флотилию, и, когда Ричард высадил своих обессилевших людей на берег, оставшихся судов видно не было.
