Жюльетта Бенцони - Ожерелье Монтессумы
— Бэйли этого не знает?
— Он мне ничего об этом не говорил, но… — Альдо посмотрел на свои часы. — Я позвоню ему. Англичанин должен быть еще в магазине…
Князь вернулся через несколько минут: Бэйли практически ничего не знал. С его слов, однажды вечером Вобрен вернулся в магазин после аукциона в особняке Друо и сказал верному Бэйли, что ему сообщили об интересных торгах недалеко от Биаррица и что он едет туда на следующий же день. Ему необходимо посмотреть вещи до дня торгов. Пусть Бэйли, как всегда, занимается текущими делами. Вобрен добавил, что остановится в гостинице под названием «Дворцовая» и будет держать Бэйли в курсе событии.
— Вот так! Ему известно не больше, чем нам. -Альдо оглядел присутствующих. — Что же касается Жиля, то из Парижа уехал человек, которого мы все хорошо знаем, уверенный в себе, оптимистично настроенный и находящийся в прекрасной форме. Он дал о себе знать только через восемь дней. Но когда Вобрен наконец позвонил, Бэйли почувствовал: что-то произошло с его боссом. Когда же он увидел Вобрена, то ужаснулся перемене, произошедшей с ним. Должен признать, что бедняга до сих пор находится под впечатлением, а его британская невозмутимость начинает ему изменять…
На следующий день после обеда служба доставки привезла на адрес маркизы де Соммьер запечатанный сургучом пакет. В нем оказалась пудреница из слоновой кости с миниатюрой Изабэ и визитная карточка, подписанная доньей Луизой де Варгас. Вдова благодарила маркизу за подарок и просила принять его обратно. Так как он предназначался для счастливых супругов, они не считают себя вправе обладать им. В течение дня в дом маркизы звонили друзья: леди Мендл, супруги Мальдан и Вернуа — и сообщали, что им также вернули их свадебные подарки. Адальбер пришел на ужин и принес свой собственный подарок — китайскую вазу XVIII века, приобретенную им у конкурента Вобрена. Он ее преподнес покрасневшей от радости Мари-Анжелин.
— Ну зачем это? И почему мне?— Она не подходит мне по стилю, — ответил археолог. — Только древнеегипетские канопы[45] имеют право находиться в моем доме. А этой вазе лучше будет у вас. И потом, вы заслуживаете того, чтобы вам делали подарки. Вы нам столько раз помогали…
Смутив старую деву, он расцеловал ее в обе щеки и повернулся к Альдо:
— А ты на особом положении, верно? Или тебе вернули твои картины?
— Ты же видишь, что нет. Ромуальд сообщил, что их вывезли из особняка. Едва ли это сделано ради того, чтобы вернуть их мне…
— И все-таки это странно!
— Нет так уж и странно, — сказала Мари-Анжелин, прижимая драгоценную вазу к сердцу и намереваясь отнести ее в свою спальню, — если исходить из того, что метят именно в вас, используя вашу дружбу с Вобреном.
— В меня?
— Именно! Вы отлично разбираетесь в драгоценностях. Ведь это вы смогли восстановить пектораль Первосвященника[46]. Если бы не было этого ожерелья, о котором доподлинно неизвестно, зло оно несет или добро, я бы списала все это на простое мошенничество. Люди решили завладеть состоянием прекрасно обеспеченного простофили, наивного, находящегося в вечном поиске абсолютной любви. Но есть изумруды, и вы, как будто случайно, оказываетесь свидетелем исчезнувшего жениха!
— Не забывайте, что Жиль исчез вместе с ожерельем! Вобрен пропал, и я ему не нужен.
— А если это был не тот Вобрен? Прозвучавшая фраза камнем упала в наступившую тишину. Первой ее нарушила тетушка Амели:
— Не живет ли в этой прелестной вазе джинн, как и лампе Аладдина? Не он ли подсказывает вам такие странные идеи?
— Возможно, Мари-Анжелин права, — прокомментировал Адальбер. — А ты что скажешь?
Альдо неторопливо закурил сигарету, глубоко натянулся и только потом ответил:
— Что возможно все, если на карту поставлены драгоценные камни исключительной ценности. Тебе это известно не хуже, чем мне. Но как выцарапать истину из этих непробиваемых мексиканцев?
И очень скоро он ее узнал…
Один день прошел без новостей и событий. На следующий вечер обитатели особняка на улице Альфреда де Виньи уже заканчивали обед и лакомились шоколадным суфле, которое особенно удалось Евлалии. Кухарка сочла полезным включить его в меню, чтобы немного поднять настроение «своей» семье, которая в этом очень нуждалась. И ей это удалось. Суфле было настолько восхитительным, что маркиза решила нарушить привычный порядок и выпить кофе за столом.
Едва Сиприен внес поднос с чашками, как у входной двери раздался звонок. Тетушка Амели подняла бровь:
— Ты кого-то ждешь? — спросила она Альдо.
— Я бы вас предупредил. И это не Адальбер. Он сейчас заканчивает свое выступление в Академии древних письменностей и литературы. Кстати, он бы предпочел остаться с нами.
Спустя минуту старый дворецкий маркизы принес на маленьком серебряном подносе письмо.
— Его только что передали, — сказал он, подавая письмо Морозини, — и ждут ответа…
На белом конверте не было никаких надписей, а внутри оказался листок с напечатанным на машинке текстом. Внизу стояла подпись, напоминающая неразборчивый иероглиф. Текст оказался коротким:
«Машина ждет вас на другой стороне улицы. Если вы хотите увидеть вашего друга Вобрена живым, садитесь в нее. Шофер отвезет вас. Если вы известите полицию, последствия будут плачевными. Вам нечего опасаться…»
Альдо, словно пружина, вскочил из-за стола:
— Скажите, что я сейчас спущусь! — он протянул записку тетушке Амели. План-Крепен подошла к маркизе и принялась читать через ее плечо.
— Вы поедете? — встревожилась она. — Как? Один?
— А вы видите другой выход? Разумеется, я поеду! Наконец-то найден хотя бы кончик путеводной нити! Достаточно уже бегать по кругу!
Выйдя из дома, Альдо увидел стоявший у противоположного тротуара внушительный черный автомобиль. Из-за низкого напряжения в фонарях в лот вечер улица была плохо освещена. Рядом с задней дверцей стоял мужчина в ливрее шофера. Он открыл ее, и, когда Альдо сел в машину, быстро закрыл ее за своим пассажиром. На ключ! Все произошло так быстро, что Альдо не успел толком рассмотреть этого человека. Он был коренастым, плотного сложения, верхнюю часть его лица скрывал плоский лакированный козырек фуражки, а нижняя пряталась в шарфе, совершенно не подходящем для шофера. Альдо не стал тратить времени на расспросы. Он знал, что ответа не получит.
В машине со спущенными шторками на окнах было темно. Перегородка — как в такси — отделяла водителя от пассажиров. Стекло, к тому же, замазали. Князь не должен был видеть, куда его везут.
