Барбара Картленд - Любовь и Люсия
Маркиз всегда приказывал становить судно на якорь с полуночи до рассвета, чтобы утром отдохнувшая команда с новыми силами принималась за дело.
Капитан Бейтсон прекрасно знал побережье, и потому маркиз оставил выбор подходящего места на его усмотрение. Яхта подходила к берегу, и немногочисленные огни становились все ближе. Яхта должна войти в тихую бухту, подальше от города и любопытных глаз, маркиз любил на море совершенно спокойные ночи.
Мысли маркиза вновь вернулись к Люсии, и он задумался о том, как следует вести себя с ней. Он в какой-то степени предвидел ее реакцию на предложение стать содержанкой, конечно, девушка была шокирована. Но что же еще он мог ей предложить, чтобы иметь возможность заботиться о ней, беречь от одиночества и от других мужчин?
Люсия должна понимать, что маркиз занимает довольно высокое положение в обществе и весьма гордится своей родословной. Он не раз повторял Аластеру, что не готов пока к женитьбе, однако рано или поздно придется заводить наследника, а значит, придется и жениться. Но маркиз не торопился, и он вовсе не собирался жениться прежде, чем это не станет совершенно необходимо.
С детских лет маркизу внушали, что его будущая жена должна быть ему ровней по положению в обществе, ибо все женщины, носившие фамилию его предков, всегда занимали видное место не только в графстве, где род маркиза живет уже пять поколений, но и при дворе.
Кроме того, будущая жена маркиза должна обязательно состоять попечительницей различных благотворительных обществ, приютов, школ и больниц, а также маркиза Винчкомб по традиции занимала при королеве пост фрейлины.
Несмотря на отвращение, которое маркиз испытывал к женитьбе, он прекрасно сознавал все последствия мезальянса — достаточно было взглянуть на короля, так неудачно выбравшего принца-консорта. Такой неблагоразумный шаг не одобрил бы ни сам маркиз, ни его семья.
Маркизу никогда и в голову не приходило, что свою будущую жену он может встретить где-либо помимо светской гостиной в Мейфере или бальной залы в Букингемском дворце.
Однако теперь маркиза мучила мысль о том, что, если бы ему пришлось жениться — а ему этого очень не хотелось, — он не был бы счастлив ни с одной женщиной, кроме Люсии.
«Я не просто хочу ее, — говорил себе маркиз. — Она заставляет меня задуматься так глубоко, как мне не приходилось думать со времен Оксфорда».
Он помнил, что в студенческие годы у него было самое светлое представление о женщине, и они с друзьями частенько просиживали целые ночи, разговаривая об идеалах, заставлявших рыцарей Мальтийского ордена принимать обет целомудрия. И маркиз, и его друзья были молоды и полны желания изменить этот мир, и нередко обсуждали возможность принесения такого же обета. Эти юношеские беседы кажутся теперь глупыми и наивными, но сейчас маркиз с тоской вспоминает то время, когда он ощущал себя рыцарем, готовым сражаться за идеалы и возвышение всего человечества.
Потом он ушел из Оксфорда служить в армию, и вокруг появились женщины, много женщин — и маркиз позабыл обо всем, кроме открывшихся для него новых наслаждений.
На войне он думал только о том, чтоб остаться в живых. Вернувшись в Англию после победы, маркиз стал признанным светским львом и законодателем шумного и падкого на дешевые эффекты высшего общества. Он был одним из ближайших друзей регента, и он всегда пользовался успехом в женском обществе.
«К черту, мне и до сих пор ничего другого не надо!» — резко сказал себе маркиз.
Но тут у него перед глазами засияли солнечные лучи с картин Бомона, озарявшие прекрасное чистое лицо Люсии. Он понял, как сильно перепугала девушку Франческа — да еще в тот день, когда только-только был погребен отец Люсии. И все же она повела себя очень храбро и решительно — вряд ли другая женщина смогла бы так быстро и ловко сориентироваться.
«Я люблю ее!» — признался себе маркиз в тот самый миг, когда у себя в каюте Люсия шептала эти слова в темноту.
«Я люблю ее! Люблю!» — повторял про себя маркиз.
И все же он был в отчаянии, в сотый раз повторяя себе, что не имеет права жениться на дочери художника.
Невозможно было даже на миг представить, чтобы художник, сколь угодно знаменитый и признанный светом, мог войти как ровня в высшее общество, которое платило ему за работу. Художники считались работниками — да, великолепными, но все же работниками, — трудившимися ради денег.
Маркиз вспомнил, что отец никогда не приглашал к обеду никого из художников, работавших на него. Они могли что-то посоветовать, рассказать, принести свои новые работы, которые затем попадали в знаменитую коллекцию, но если их и угощали обедом, то только в отдельной комнате, и ни в коем случае за одним столом с господином.
Ворочаясь без сна, маркиз все думал и думал о Люсии. В нем неумолимо росло желание вломиться к ней и сделать ее своей.
«Если я сейчас подчиню ее себе, — думал он, — больше трудностей не будет. Она останется со мной просто потому, что у нее не будет выхода».
Но маркиз понимал, что, силой преодолев сопротивление ее тела, он никогда не сможет обладать ее душой.
Еще ни одна женщина так не волновала его, так не нуждалась в защите, не возбуждала с первого взгляда потребности изгнать из ее глаз страх.
Маркиз давно боролся с собой, пытаясь доказать себе, что это не более чем иллюзия, однако когда умер Бомон и Люсия пришла за утешением к маркизу, он понял — выхода нет, она будет принадлежать ему.
«Что же мне делать, черт возьми?» — спрашивал себя маркиз.
И только когда порозовевший горизонт возвестил приход зари, маркиз нашел ответ.
Люсия не сомкнула глаз в ту ночь.
Вначале она еще надеялась уснуть, однако вскоре отбросила эти надежды и села, откинувшись на подушки.
Ночь была спокойна, только легкий шелест волн у борта нарушал тишину. Люсия не задвигала портьеры, поэтому в иллюминатор ей были видны звезды.
Она вспомнила, как маркиз, цитируя Джона Донна, сказал ей, что хотел бы «поймать падающую звезду».;
«Я хотела бы помочь ему в этом», — с грустью мечтала девушка.
В памяти всплыли ее собственные слова, когда она уговаривала маркиза начать работать в Палате лордов на благо страны.
«Он такой умный и сильный, — думала Люсия, — что люди стали бы прислушиваться к нему. Хоть он и не признает этого, реформы, о которых мы говорили, очень важны. О, я знаю, что могла бы объяснить ему, как следует спасать страну!»
Внезапно Люсия поняла, что подбирает слова и доводы, готовая умолять маркиза помочь Англии — причем Люсия ни в коей мере не рассчитывала на отказ маркиза.
Когда же звезды померкли, а на горизонте проступил первый проблеск зари, Люсия поняла, что самое главное на свете — любовь. Она любила маркиза, а он мог помочь стране — и все это, вместе взятое, было важнее ее принципов и убеждений, а значит, от них следовало отказаться.
