Карен Монинг - Поцелуй горца
-Поверни на север.
-Но там нет никакой дороги.
-Я вижу,– мрачно сказал он:– И рассматривая те, по которым мы ехали до сих пор, можно было бы думать, что там должна быть дорога, вот что меня интересует.
Она повернула налево, и фары автомобиля осветили травянистый пенек.
-Пенек,– мягко довел он до сведения.
Сделав глубокий вдох, Гвен повиновалась. Когда он рявкнул ей остановиться, она не нуждалась в команде, поскольку она отпустила сцепление и так или иначе собиралась остановиться. Верхушки камней Бан Дрохан вырисовывались на гребне холма, чернеющие на фоне туманного фиолетового неба.
-Гм, я не вижу замок, МакКельтар,– нерешительно сказала она.
Пойдем. Я покажу тебе.– Он неуклюже повозился с дверным замком, а затем вышел из автомобиля.
Дрожь из ее рук распространилась на остальные части тела, и она внезапно замерзла.
-Подожди, дай я захвачу рубашку,– сказала она. Он нетерпеливо ждал, его пристальный взгляд, был направленный на вершины камней, и она знала, что он доведен до отчаяния желанием подняться на гребень, чтобы увидеть, стоял ли все еще его замок.
Желая подняться не больше, чем она хотела отсрочить это.
-Не хочешь перекусить прежде, чем мы пойдем?– сказала она, доставая пирожки из лосося и сельдерея, который они купили во время последней остановки.
Он слабо улыбнулся.
-Пойдем, Гвен. Сейчас.
Покорно пожав плечами, она хлопнула автомобильной дверью, и устало потащилась к нему. Когда Драстена взял ее руку в сою, она даже не пыталась ее вырвать, а медленно подвинулась ближе, больше, что бы поддержать себя, чем его.
Остаток Спуска они прошли в тишине, нарушаемой только стрекотом сверчков и мелодичным приглушенным шумом древесных лягушек. На вершине она втянула холодный воздух. На фоне розово-фиолетового неба, слабый ветерок колыхал траву внутри круга камней. Гвен насчитала их тринадцать, они располагались на большой плите в центре. Мегалиты росли вверх, черные против блестящего горизонта (древние культовые сооружения III-II тыс. до н.э. в виде огромных необработанных или частично обработанных каменных глыб).
За камнями ничего не было.
Несколько сосен, и, при условии, что несколько пологих откосов, могли закрыть обзор, но ничего такого, зачем замок мог шаловливо притаиться.
Они продвигались в тишине, огибая круг камней, но теперь намного медленнее, поскольку перед ними, по ту сторону пней, которые когда-то были высокими и древними дубами, был рассеян фундамент замка, который больше не стоял.
Она отказалась смотреть на него. Она не будет смотреть на него.
Когда они достигли периметра наружной стены, Драстен упал на колени.
Гвен смотрела на высокую траву в центре руин, куски камня и беспощадно разрушенное массивное сооружение, в вечернем небе на тихую могилу замка, на все, кроме него, боясь того, что увидит. Мучение? Ужас? Осмысление того, что он действительно психически неуравновешен, вспыхивающее в красивых серебряных глазах, которые казались так обманчиво ясными?
-Ох, Боже, они все мертвы,– шептал он: – Кто убил моих людей? Почему?
Он потянул дрожащее дыхание.
-Гвен.
Слово поглотилось.
-Драстен,– мягко сказала она.
-Я предлагаю тебе, вернуться к машине на какое-то время.
Гвен колебалась, разрываясь. Половина ее требовала не что иное как поджать хвост и убежать; другая половина, чувствовавшая, что он нуждался в ней, отчаянно хотела быть здесь и сейчас: – Я не брошу тебя сейчас.
-Уйди.
Он казался настолько страдающим, что Гвен вздрогнула и посмотрела на него. Его темные и непроницаемые глаза мерцали непролитыми слезами.
-Драстен…
-Я прошу тебя, оставь меня сейчас,– прошептал он: – Оставь меня, позволь оплакать мой клан.
Слабость его голоса обманула ее.
-Я обещала не оставлять –
-Сейчас же! – прогремел он. Когда она все еще не сдвинулась, его глаза сверкнули: –Ты подчинишься мне.
Гвен заметила три вещи во время, как он произносил команду. Во-первых, хотя она знала, что это было невозможно, его серебристые глаза казались освещаемые племен из глубины как что-то, что она когда-то видела в научно-фантастических фильмах. Во-вторых, его голос был другой, походил на дюжину голосов, наложенных друг на друга, сводя на нет любое разумное предположение, и, в-третьих, она полагала, если он приказал ей уйти с утеса таким голосом, она может это сделать.
Ее ноги инстинктивно бросились в спринт, как раз когда ее мозг обрабатывал потрясающие наблюдения.
Но через несколько широких шагов в камнях, жуткое импульсивное желание отступило, она остановилась и оглянулась. Он вошел в руины и поднялся на самую высокую груду завалившегося камня, черный силуэт на коленях, спина согнута, грудь опрокинута ввысь, он грозил кулаком небу цвета индиго. Когда он отбросил голову назад и ревел, кровь свернулась в ее венах.
Действительно ли это было тот же самым человек, который поцеловал ее в примерочной? Тот, кто получил ее более горячую, чем вулкан и склонную к неминуемому взрыву и заставил ее думать, что мог быть уравнением страсти, которому родители ее никогда не учили?
Нет. Это был человек, который носил на себе пятьдесят штук оружия. Это был человек, который носил двусторонний топор и меч.
Это был человек, из-за которого она начала терять по маленькому кусочку органа, который, как она была воспитана считать, был просто работающий с большим КПД насосом. Реальность поражала ее. Сумасшедший или нет, пугающий или нет, он заставил ее чувствовать вещи, которые она никогда прежде не чувствовала.
МакКельтар, думала она, что же, спрашивается, я собираюсь делать с тобой?
* * * * *
Драстен плакал.
Худшее оказалось правдой. Он лежал на спине в большом зале, одно колено согнуто, руки широко раскинуты, его пальцы рвали высокую траву, и думал о Сильване.
-У тебя есть только одна цель, сын, такая же, как и у меня. Защити род Кельтар и знание, которое мы охраняем.
Он потерпел неудачу. Из-за мгновения небрежности он был захвачен неосведомленный, очарованный, украденный из своего времени, и похороненный в течение многих столетий. Его исчезновение положило начало разрушению его замка и клана. Теперь Сильван был мертв, род Кельтар угас, и кто знал, где были дощечки и книги? Возможность того, что знания попали не в те руки, давила на него в глубокое черное место вне страха. Он знал, что жадный человек с таким знанием мог изменять, управлять, или разрушить весь мир.
Защитить род. Защитить знания.
Было крайне важно, чтобы он вернулся в свое время.
Хотя он не изменился так сильно как отросшие волосы, пятьсот лет прошло, и ничего не осталось, что бы говорило о его существовании или жизни ни его отца и ни отца его отца после него. Тысячелетия обучения и дисциплины, все ушло в мгновение ока.
