Конни Мейсон - Пленница Быстрого Ветра
— Я сделал это, чтобы показать, что являюсь чейеном, несмотря на белую кровь. Я хотел доказать свою храбрость. В пятнадцать лет я искал самоутверждение и мечтал пройти через Танец Солнца. Мне необходимо было заслужить похвалу и уважение моего народа. После моего Танца Солнца никто не смог бы сомневаться, что я настоящий чейен.
Руки Ханны блуждали по его груди и плечам, она восхищалась гладкостью золотистой кожи и твердостью мускулов. Ханна не представляля себе, что будет, когда закончатся эти семь дней их жизни в свадебном вигваме, но собиралась насладиться этим временем сполна. Она считала, Быстрый Ветер женился на ней лишь для того, чтобы его рабыня избежала смерти, и беспокоилась, как бы он не отдал ее Сломанному Носу, когда она ему наскучит. Без сомнения, скоро Быстрый Ветер вместе с остальными снова отправится в набеги и сражения, и Ханна очень боялась, что однажды он не вернется. Было страшно подумать, что она окажется в руках дикарей без его защиты.
— а о чем еще ты мечтал? — спросила она.
Когда руки Ханны гладили его, Быстрый Ветер едва мог соображать, и потому он оставил вопрос без ответа. Никогда прежде не испытывал он таких чувств к женщине. Быстрый Ветер сам недоумевал, что заставляет его желать эту женщину больше всех остальных. Тело Быстрого Ветра напряглось, глаза заблестели, как расплавленное серебро.
— Я расскажу тебе… позже…
Опрокинув Ханну на спину, он завладел ее губами, заглушая ответ. Быстрый Ветер недолго размышлял, нравятся ли ему поцелуи. Он целовал жену жадно, заставляя нежные губы открыться в ожидании вторжения его языка. Он пылко погружался в сладостную влажность рта возлюбленной, пока у Ханны не перехватило дыхание и не закружилась голова, к ней подкатывало забытье страсти. Быстрый Ветер оторвался от губ Ханны и стал покрывать легкими поцелуями ее глаза, щеки, нос. Порхающие поцелуи разжигали огонь у него в крови, руки ласкали ее груди, до сладостной боли возбуждая соски, твердеющие от желания.
Ладони Быстрого Ветра удивительно нежно скользили по телу возлюбленной, ее тихие стоны называли неудержимое желание проникнуть в зовущее лоно и вознестись на вершину страсти. Невероятным напряжением сил ему удалось подчинить своей воле мощный порыв, и он продолжил до беспамятства возбуждать Ханну, наслаждаясь откликом ее тела на его прикосновения. Рука скользнула между ног. Ханна уже ждала его, влажная и теплая, но ему хотелось доставить ей как можно больше удовольствия, чем когда-либо прежде.
— Быстрый Ветер… пожалуйста…
Он знал, о чем она просит, но не был готов утолить ее голод.
— Скоро, Воробышек, скоро…
Лицо Быстрого Ветра застыло от страсти, неодолимой и всепоглощающей, мускулы напряглись. Ни одна часть ее тела не осталась неосвященной чудесной магией его колдовства. К тому времени, как он обхватил Ханну за талию и посадил верхом на себя, она уже умоляла, не в силах сдержать желание:
— …пожалуйста…
— Сейчас, Воробышек, сейчас…
Он приподнял ее и опустил прямо на свое великолепие мужественности. Быстрый Ветер пронзил Ханну так глубоко, что она выгнула спину, запрокинула голову и вскрикнула.
— Ты едешь на мне верхом, Воробышек, — подсказал Быстрый Ветер, что следует делать.
Обхватив ягодицы, он заставлял ее скользить вверх и вниз, задавая ритм.
— Скачи на мне, сладкая. Позволь мне быть твоим скакуном, и я умчу тебя в чудесное странствие.
— Да… ох… да, — задыхаясь, вскрикивала Ханна, извиваясь в безумии страсти.
Жизнь не подготовила ее к встрече с этим человеком, но пусть дальше будет что будет, эти семь дней она станет с упоением вспоминать всю оставшуюся жизнь. Легкая испарина сделала кожу Быстрого Ветра похожей на расплавленное золото. Великолепно очерченные мускулы напрягались, мышцы на груди перекатывались, он старался сдержать окончательный взрыв страсти, пока Ханна не достигла — экстаза. Почувствовав трепет ее тела, возвещающий о приближении взрыва блаженства, он побоялся, что она за ним не поспеет, и отыскал рукой крохотный чувствительный бугорок между ног и стал его гладить подушечкой пальца. Когда же губы Быстрого Ветра сомкнулись на набухшем соске, яростно всасываясь в грудь Ханны, она откликнулась неистово.
— Быстрый Ветер!
— Иди за мной, Воробышек, — настойчиво звал он ее. — Иди!
И она устремилась за ним, бесстыдно и самозабвенно. Каждое сладостное содрогание усиливалось круговыми движениями подушечки его пальца. Ханна отдалась страсти совершенно, все принесла на алтарь любви, требуя от Быстрого Ветра ответного дара.
Сама того не осознавая, она выкрикнула его имя в момент экстаза, и горячая жидкость ворвалась в ее лоно. Больше отдавать ей было нечего, и она опустилась ему на грудь, не в силах шевельнуться и не желая говорить и даже думать.
Быстрый Ветер лежал неподвижно, до глубины души потрясенный неистовством страсти. Если вскоре придется умереть, что вполне вероятно, учитывая опасности набегов, он пойдет на смерть, зная, что испытал величайшую радость, которую только может изведать мужчина.
Быстрый Ветер нахмурился, глядя на Ханну, как будто увидел впервые. Осторожно приподняв жену, он опустил ее с собой рядом. Быстрый Ветер вдруг понял то, что до сих пор от него ускользало: эта женщина представляет собой для него угрозу.
Он чейен, она белая. Как же он позволил себе испытать такое глубокое чувство к белой женщине? Она уже попыталась убедить его оставить племя! Если позволить ей окончательно завладеть сердцем, можно потерять себя. Он не сможет жить в мире белых и не сможет покинуть свой народ ради женщины. Инстинкт самосохранения требовал воспротивиться любви. Ничто не мешает ему наслаждаться ее телом, но когда придет время, нужно будет забыть, что Ханна Маклин когда-либо существовала на свете. Это нелегко сделать, но чтобы спастись, он должен заставить себя оказать сопротивление волшебным чарам Воробышка.
— Почему ты так странно на меня смотришь? — спросила Ханна.
Холод мрачных предчуствий пробежал у нее по спине. Что-то изменилось, но она не догадывалась, что.
— Я сделала что-то не так?
— Ты ни при чем. Химмавихьо открыл мне глаза.
— Что это значит?
— Химмавихьо — Великий Дух. Он правит миром индейцев и живет там, на небесах. Я на время забыл, для чего оказался здесь, на севере, в племени сиу, но Химмавихьо мудро напомнил об этом мне. Наше время в свадебном вигваме подходит к концу. Завтра мы должны вернуться в деревню.
— А что потом?
— Ты станешь делать то, что делают все индейские женщины, а я буду исполнять свой долг, изгоняя белых с нашей земли. Может быть, — усмехнулся он, — я возьму себе вторую жену, как советовал сделать Совет, тебе тогда не придется много заботиться о домашних работах.
