Маргарет Макфи - Западня для лорда
Она медленно спускалась с небес на землю. Туман страсти рассеялся, оставив лишь холодное, четкое осознание действительности. Венеция перекатилась на бок, обхватив себя, испытывая вину и стыд и ощущая еще большее одиночество, чем прежде. Из-за того, что происходило между ней и Линвудом, границы между притворством и реальностью оказались стерты, и она уже не могла ответить, где кончается игра и начинается правда. Узнав его ближе, она поняла, что он совсем не такой, каким кажется. Ей хотелось раскрыть ему все свои тщательно скрываемые годами тайны, подарить свое тело и уважение, а также то, что чрезвычайно напоминало любовь.
Этого Венеция никак не могла допустить.
Следующий день не задался с самого утра. Венеция проспала, а когда все же поднялась с постели, чувствовала головную боль, усталость и вялость — следствие продолжительного ночного бодрствования. Одеваясь, она случайно наступила на подол платья и разорвала его, потом узнала, что в доме возникли проблемы с кухонной плитой. Значит, кухарка не сумела согреть воды, не говоря уже о том, чтобы что-то приготовить. Помимо всего прочего, Венеции никак не удавалось отыскать листы с текстом ее роли. На этом беды не закончились. Одна из лошадей захромала, пришлось договариваться о визите ветеринара, после чего спешно ловить наемный экипаж, чтобы ехать в театр.
Она опоздала. Мистер Кембл пребывал в мрачном расположении духа, вся труппа ждала только ее. Она с трудом запоминала свои слова, и ситуация ухудшилась еще больше, когда она заметила вертлявого человечка, разговаривающего с мистером Кемблом. Что-то в его манере держаться выдавало его официальный статус. Венеция догадалась о том, что человек магистрат с Боу-стрит, еще до того, как он достал из внутреннего кармана пиджака темную дубинку, подтверждающую его статус. От нехорошего предчувствия Венецию будто обдало зимним ветром, дующим с кладбища.
— Мисс Фокс, с вами желает переговорить один джентльмен с Боу-стрит. Уделите ему минутку.
Рабочий сцены говорил достаточно тихо, но Венеция не могла не понимать, что этот визит разожжет любопытство всей труппы.
— Проводите его в мою гримерную.
Она не могла думать ни о чем ином, кроме как о том, что Линвуда схватили и обвинили в убийстве. Ее сердце, казалось, билось прямо в горле, голос сделался слишком высоким. Она так нервничала, что почувствовала дурноту. Стараясь не смотреть на магистрата, громко произносила свои слова и кое-как отыграла до конца сцену, показавшуюся ей чрезвычайно длинной. Потом направилась в гримерную.
Мужчина ожидал в коридоре, опершись о стену.
— Мистер Коллинз из отделения на Боу-стрит, — представился он, делая шаг вперед и демонстрируя свою дубинку. — Я хотел бы переговорить с вами, мисс Фокс.
— Разумеется.
Она пригласила его в гримерную и дождалась, когда он закроет за собой дверь.
— Чем могу быть полезной, офицер?
Она не стала присаживаться, лишь оперлась о трюмо.
— Нет-нет, мисс Фокс. — Человечек покачал головой и покраснел. — Ничего подобного. Я пришел с хорошими новостями. Мы раскрыли одно из горячих дел, о котором вам будет небезынтересно узнать. Отделение настаивает на соблюдении строжайшей секретности, — он посмотрел на нее восхищенным взглядом, — принимая во внимание вашу вовлеченность в это дело.
Что-то, подозрительно напоминающее страх, зашевелилось у Венеции в животе. Она крепче схватилась за край трюмо и, изогнув губы в холодной улыбке, воззрилась на человечка с совершенно невозмутимым видом, не выдающим истинных чувств. Ждала, когда он снова заговорит.
— Мы схватили их.
Кровь с шумом прилила ей к голове, так что она едва расслышала последнее слово. Их.
— Все четверо надежно упрятаны в камере на Боу-стрит.
— Все четверо, — повторила она и тут осознала, что речь идет вовсе не о Линвуде.
— Они больше не побеспокоят ни единой женщины в Уайтчепеле. Ваша благотворительная организация может безбоязненно продолжать работу, мисс Фокс.
От облегчения у нее едва не закружилась голова. Она опустилась на стул, не в силах совладать с мыслями.
— Как вам удалось поймать их так быстро?
— Это очень странно, мисс. Я пятнадцать лет на службе, но ничего подобного не встречал. У всех четверых вдруг проснулась совесть, они явились в отделение с поличным и чистосердечно во всем признались. Поэтому их жертве, — тут он сверился со своими записями, — некоей мисс Сейди Смит, нет нужды являться на судебное разбирательство, давать показания.
— В самом деле, новости замечательные, мистер Коллинз.
— И не нужно предавать огласке вашу благотворительную работу.
— Еще лучше. — Она улыбнулась. — Благодарю вас за визит.
Улыбнувшись в ответ и поклонившись на прощание, он вышел, закрыв за собой дверь.
Венеция даже не попыталась встать со стула. В звуке тяжелых шагов удаляющегося по коридору магистрата ей слышался отголосок слов Линвуда. «Мерзавцы будут найдены и наказаны, Венеция. Я уверен, что в этом конкретном случае магистраты с Боу-стрит внимательнее отнесутся к своим обязанностям». Оставалось только гадать, насколько далеко простирается власть Линвуда и как он может повлиять на раскрытие преступления в ту или иную сторону. Для нее это стало напоминанием о том, на что он способен, и это пугаю. Не меньше испугали ее и собственные чувства, когда она считала, что его арестовали. Глядя в зеркало, она ощутила, как кровь стынет в жилах. Игра оказалась куда более опасной, чем она думала. Необходимо некоторое время провести вдали от Линвуда, обо всем хорошенько подумать и собраться с силами. Он по-прежнему остается убийцей Ротерхема, и ей нужно заставить его ответить за это деяние.
Глава 10
На протяжении трех дней после встречи с мистером Коллинзом Венеция намеренно избегала Линвуда, укрепляла моральный дух и разбиралась в чувствах, которые она к нему испытывает.
Совершая покупки однажды днем, она заметила идущих по противоположной стороне улицы двух женщин, которых тут же узнала. Одетая в строгий пурпур матрона — леди Мисборн, мать Линвуда, а молодая белокурая женщина — должно быть, сестра, леди Мэриэнн, которая совсем недавно стала миссис Найт. Ее замужество носило довольно скандальный характер.
Венеция всматривалась в женщин, которые, невзирая на различия, определенно были матерью и дочерью. Старшая, более высокая, располнела с годами, но по-прежнему была окружена ореолом превосходства и снобизма. Черты ее лица расплылись, очевидно, из-за какой-то болезни. Леди Мэриэнн была ниже матери. Джентльмены назвали бы ее крошечным бриллиантом. Женщины были поглощены разговором. Леди Мисборн снисходительно улыбалась тому, что говорила дочь.
