Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Отражение звезды
– Мнение государя справедливо, но сил мало, – нахмурился Мирон. – И вооружен Равдан несравнимо лучше, чем мы.
– Завтра выгружать новые пушки, ядра и порох, – Герман пустил новую порцию колечек в потолок. – Пищали, фузеи, мушкеты, ядра гарматные, пороха десять пудов и свинца двадцать – все привезти по описи. По суше отряд казаков идет. Тысяча человек! Из пяти острогов набрать! Но… – он поднял вверх длинный узловатый палец, – царь Петр велеть тебе новый острог строить ближе к горам. Хотеть, чтоб до осени успел!
– Новый острог? – Мирон привстал из-за стола. – Но это ж неосмотрительно. Распылим силы… И тот острог не достроим, и этот людьми оголим.
– Я не все сказать. – Герман уставился на Мирона немигающим взглядом. – «Беда…», русский говорить, – «…не ходить одна». Цинский богдыхан Канси государю нашему ноту прислать, очень жалеть, что русские зольдатен далеко на юг заступать. Крепости строить, ясак брать. Он эти земли мунгальскому хану Бубэю дарить. Русские не дают Бубэю ясак взять. Хан сильно сердиться, богдыхану жаловаться. Богдыхан грозить война начать, если русские не уходить.
Мирон хмыкнул и покачал головой.
– Ишь чего захотел! Эти места к житью человеческому дюже удобны. И звериные, и рыбные промыслы есть, пашенные земли, сенокосные угодья… Но здешними землями испокон века кыргызские князцы владели, а теперь те князцы, пусть и не все пока, под державою Российской. Богдыхановы люди сюда не ходили и впредь ни на шаг не заступят.
– Ты теперь понять, что государь хотеть? – Герман перегнулся через стол. – Я в остроге оставаться, а тебе на Енисей ходить. Крепость поставить, зимовья укрепить, форпосты и маяки между ними на тропах мунгальских учредить, конные разъезды… Чтоб муха не пролететь, медведь не проскакать!
– Медведь, говоришь? – Мирон расхохотался. – Медведь у нас не проскочит. Сейчас позову казачка одного. Игнатея. Он те места как свои пять пальцев знает. Покумекать надо, где острог строить.
Он открыл сундук и достал карту. Сдвинув тарели и бутылки в сторону, разложил на столе. Широкая синяя лента – Енисей – разрезала ее пополам. По берегам – елки да остроконечные горы, а троп совсем мало. Затерялись они среди дикой тайги и неприступных вершин.
– Вот здесь острог ставить, – пятерня Германа накрыла карту в том месте, где Енисей вырывался из горной теснины. – Царь Петр сам означить то место.
Мирон покачал головой.
– Думать надо, как туда подобраться. Эй, Захар, – крикнул он в открытую дверь, – кликни Игнатея да Овражного позови на совет.
– Овражный оставаться тут, – быстро сказал Герман. – Острог охранять.
– Ничего себе! – нахмурился Мирон. – Я на него рассчитывал.
– Ты справиться без Овражный, а я – нет! – сжал тонкие губы Бауэр. – Ты здесь – свой, а я пока – чужой. Нем-чу-ра!
Герман с трудом выговорил последнее слово, откинулся на спинку стула и захохотал, показав крупные, желтые от табака зубы. Просмеялся и сообщил с важным видом:
– Государь Абасугская волость учинять. Я буду волость править. А ты пойти воеводой в Краснокаменск. От Сибирский приказ уже грамота готов. Но… – выдержал паузу и изрек: – Сначала острог построить и ясак собрать. Быстро ясак – быстро воевода! – И удивленно уставился на Мирона. – Ты не радоваться? Потшему?
– А чему радоваться? Тот острог срубить нужно, защитить крепко и уцелеть при этом, если получится. У нас тут день прожил – уже счастье!
– Государь велеть все силы бросить на новый острог. Цинский зольдатен вот-вот на Алтай заступать, а тут совсем рядом.
– Цинский зольдатен мало каши ел, – улыбнулся Мирон. – Пусть сунется…
Стукнула дверь. На пороге возник Овражный. Стянув шапку, перекрестился на образа. Затем спросил, смерив немца угрюмым взглядом:
– Звали?
– Проходи, – кивнул Мирон.
Атаман быстрым шагом пересек светлицу, сел на лавку возле окна. Окинул внимательным взглядом стол, карту на нем. Но промолчал, не стал задавать вопросы при госте. А вдруг покажутся лишними?
Следом в избу ввалился Игнатей, с красным, распаренным лицом, на лбу – листок от березового веника.
– С полка прям Захарка снял, – произнес он сконфуженно. – После драки надобно душу от скверны отскрести!
– Проходи давай, – махнул рукой Мирон и перевел взгляд на Овражного. – Подсаживайся к столу. Разговор долгий предстоит.
– А што тут? Опять куда-нить идти потребно?
Игнатей оперся локтями о столешницу. Расправил степенно усы, провел ладонью по бороде. Приготовился слушать.
– Дальше на юг пойдем, – пояснил Мирон. – Новый острог ставить. То государев указ: до холодов крепость возвести.
– Однако, – покачал головой Андрей, – а если Тайнашка вернется?
– Мы его крепко поломали. Долго не очухается, – улыбнулся Мирон. – Тут другая беда на носу. Богдыхан зашевелился, войной угрожает.
– У богдыхана сила великая, – вздохнул Андрей. – Потому правильно государь думает. Надо новый острог ставить на мунгальских сакмах[32].
– Гляди, Игнатей, ты в этих краях бывал, – Мирон обвел пальцем то место, на которое указал ему Бауэр. – Как думаешь, мыслимо здесь острог построить?
– А што? – Игнатей почесал за ухом. – В самый раз местечко.
И, склонившись над картой, принялся водить по ней корявым пальцем со сбитым ногтем.
– Смотри, шивера тут. Чинге называется. И прижим тесный. Волна крутая бьет. На лодках не пройти. А выше, по кручам отвесным, тропа хорошая идет. Плитняком уложена. Саженей этак в пять шириной. Местные башлыки сказывали: то ли орда Чингиса, мунгальского хана, по ней шла, то ли караваны купецкие с Китаю. Закрыть ее надо, непременно. В скалах там печеры намеренно вырублены, видать, для ночевок, а може статься, для караульщиков. А на каменьях – письмена кудесные. Люди, звери, кибитки татарские…
– О, Чингисхан! Великий мунгальский царь! – Герман поднял палец и обвел всех многозначительным взглядом. – Я слыхать, он научить свой народ сеять пшеница, устраивать каналы, как это? Для орошать земля. Придумать молочная водка, кумыс, табак…
– Слава господи, что убрался Чингиска в мир иной! – широко перекрестился Игнатей. – С ним нам не сладить бы.
– Что ж, пора расходиться, – Мирон поднялся из-за стола. – Неделю даю на сборы. Игнатей, ты со мной за старшего пойдешь. Возьми в помощники Петра Новгородца, Никишку, он себя неплохо показал, Захарку…
– А я? – с ревнивой обидой посмотрел на него Овражный. – А мои казачки?
– Ты на остроге остаешься, – вздохнул Мирон. – Такова воля государя, нам ее выполнять…
Овражный и Игнатей ушли. Герман же, перед тем как попрощаться, странно замялся, отвел взгляд в сторону и с мрачным видом сообщил:
