Джуд Деверо - Золотые дни
Обернувшись, Эдилин взглянула на пристань и увидела нескольких женщин в кандалах. Она теснее прижалась к Ангусу.
— Прошу прощения, — вздохнул капитан Ингес. — Я вас пойму, если вы предпочтете отложить поездку.
— Нет! — хором ответили Ангус и Эдилин.
— За нас не беспокойтесь, — сказал Ангус. — Мы не настолько щепетильны, чтобы нас обеспокоило присутствие нескольких заключенных, верно, дорогая?
Эдилин промолчала, она наблюдала за каторжанками, которые начали подниматься по трапу. Большинство из них были грязными и выглядели изможденными и потрепанными, но третья в цепочке осматривалась с наглой ухмылкой, словно все происходящее расценивала как чью-то забавную шутку. Она была высокой, на несколько дюймов выше Эдилин, и лицо у нее было хорошенькое, с пухлыми розовыми щеками.
Когда каторжанка увидела Ангуса, ее глаза чуть не вылезли из орбит, но она тут же потупилась и из-под опущенных ресниц бросила на него кокетливый взгляд.
Эдилин еще теснее прижалась к Ангусу и крепче ухватилась за его руку. Он улыбнулся ей, решив, что она боится каторжанок. Он отступил, давая арестанткам возможность пройти мимо них и делая вид, что не слышит шуток, которые в его адрес отпускали каторжанки.
— Да он красавчик, — сказала одна из них.
Когда наконец арестантки и двое охранников прошли на корабль и заключенных отвели в трюм, капитан вновь извинился:
— Простите, что так получилось. Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы вы с ними не встречались.
— Что они совершили? — спросила Эдилин, глядя, как последняя каторжанка спускается по приставной лестнице в трюм.
— Убийц среди них нет. В основном воровки. Ничего такого, за что их могли бы повесить. Их всего лишь высылают в Америку, и в Англию вернуться они уже не смогут никогда.
— Высылка в Америку — все их наказание? — спросила Эдилин.
— Судьи так решили, но лично мне Америка нравится, особенно Виргиния.
Эдилин оживилась.
— Вы должны нам рассказать об этой стране все, — сказала она и снизу вверх посмотрела на Ангуса. — Правда, дорогой?
Он смотрел вслед каторжанкам и хмурился.
— Тогда я могу рассчитывать на то, что сегодня за ужином вы составите мне компанию?
— Мы с удовольствием составим вам компанию, правда, дорогой?
И вновь Эдилин посмотрела на Ангуса, но он все еще хмурился. Она резко потянула его за руку.
— О да! — очнувшись, сказал он.
— Капитан Ингес попросил нас поужинать с ним. Мы ведь придем?
— О да, — повторил он. — Это было бы… — Кажется, он понял, что вновь говорит с привычным акцентом, и торопливо поправился: — С удовольствием, — закончил он так, как сказал бы Джеймс Харкорт.
— Тогда я попрошу мистера Джонса проводить вас в вашу каюту.
Эдилин и Ангус последовали за молодым помощником капитана на нижнюю палубу. Когда он открыл дверь в каюту, Эдилин улыбнулась. Всю дальнюю стену их каюты занимало большое окно.
— Как тут чудно! — проворковала она молодому офицеру.
— Обычно эту каюту занимает капитан, но он отдал ее вам. Должно быть, вы ему очень понравились.
— Мне понадобится гамак, — вдруг сказал Ангус.
— Гамак? — переспросил первый помощник.
— Ага… Да. Матросы ведь спят в гамаках? — У дальнего конца каюты стояла одна узкая деревянная кровать. — Койка для меня слишком короткая.
— Но капитан специально заказал ее для себя, а он… — заговорил первый помощник.
— Мой муж старается ради меня, — пояснила Эдилин. — Я… Ну… У меня будет ребенок, и он боится за мое здоровье, поэтому ему нужна отдельная постель.
— А, я понимаю, — улыбнулся первый помощник. — Постараюсь что-нибудь придумать. Вот ваш завтрак. Пока это возможно, наслаждайтесь ягодами.
Матрос принес блюдо с хлебом и отварными яйцами, вишню и две большие кружки эля и поставил все это у окна. Как только за помощником капитана закрылась дверь, Ангус и Эдилин подошли к столу и набросились на еду.
— Уже с ребенком, — пробормотал Ангус. — Быстро у вас получилось.
— Не так быстро, как у вас с этими каторжанками, — сказала она, очищая яйцо от скорлупы. — С чего вы так на них пялились?
— Я думал о том, что вполне мог оказаться на месте одной из них. Если бы судьба повернулась иначе, я бы тоже плыл в Америку в трюме.
— Но не с женщинами, — сказала Эдилин.
— Нет, не с женщинами. — Он улыбнулся ей. — Так что мы будем делать во время этого путешествия? Плыть нам недели три, не меньше, а то и все шесть, если погода не заладится. Чем будете заниматься?
— Почитаю, наверное. Хотелось бы знать, есть ли у капитана какие-нибудь книги. Может, вы мне почитаете?
Он выгнул бровь и взял у Эдилин очищенное яйцо.
— И как мне понимать этот взгляд?
— Когда мне было ходить в школу, чтобы научиться читать и писать?
Эдилин замерла с вишней во рту. Потом выплюнула косточку.
— Тогда я вас научу.
— Не надо меня учить, — поморщился он.
— Ну, разве не забавно, что чувство юмора покидает вас в ту же секунду, когда на коне оказываетесь не вы? Почему сама мысль о том, что я — никчемная, ни на что не способная — могу научить чему-нибудь такого непревзойденного во всех смыслах мужчину, как вы, вас так бесит?
Ангус нагнулся к тарелке, но Эдилин все равно увидела, что кислой мины на его лице больше нет.
— Я — непревзойденный во всех смыслах мужчина?
— Вы же так считаете, — сказала она. — Погодите, вы сейчас съедите все вишни! Вы не посмеете!
— Вы думаете, я не посмею? — спросил он и сгреб с тарелки пригоршню вишен.
— Вы поросенок!
Эдилин вскочила и обогнула маленький столик, чтобы отнять у него ягоды.
Ангус вытянул руку вперед и в тот момент, когда она схватила его за запястье, переложил вишни в другую руку.
— Вы себялюбивый… шотландец! — сказала она, потянувшись за вишнями.
Он рассмеялся:
— Не нашлось словца покрепче? В той школе, куда вы ходили, такому не учат?
— Обзываться я умею! — воскликнула она и набросилась на него.
Все кончилось тем, что они столкнулись грудь в грудь, когда она, пытаясь добраться до вишен, потянулась за его рукой, высоко поднятой над головой.
Его лицо было всего в дюйме от ее лица, и Эдилин чувствовала запах пены, которой намазывала его лицо, когда брила. И еще от него исходил другой запах. Запах мужчины.
— Вы сейчас просите больше того, что можете удержать, — сказал он, качнувшись к ее губам.
Эдилин повернула голову, словно намеревалась принять его поцелуй, но затем схватила вишни и отскочила от него.
— Они слаще, — сказала она и положила вишню в рот.
