Сидони-Габриель Колетт - Вторая
– Он просто смешон, – безапелляционно заявил Жан с высокомерием человека, облачённого в шикарный новый костюм.
– Фанни, помните, как вы дико расхохотались, когда была примерочная репетиция «Аталанты»?..
– Я дико расхохоталась?
– Да, при виде домашней куртки Гро, его куртки обольстителя из рыжего полушёлкового фая. Дорогая, вы просто не могли остановиться!..
«Дико расхохоталась… Я безумно смеялась. Да. И я хочу опять безумно смеяться. У меня пройдёт это моё состояние, пройдёт, как болезнь… Я хочу…»
– Вон идёт Мериа, – шепнула Джейн. – О! Какое великолепное платье! Фанни, вы только посмотрите, какое на Мериа платье… А?
– Очарование чёрного цвета…
– Вы пойдёте, мамуля, после первого акта в ложу Эстер Мериа? Можно, я пойду с вами?
– Нет-нет, – поспешно сказала Фанни, кутаясь в манто и ёжась. – Я не пойду. Сходи вместе с отцом.
– Её фамилия – Майер, правда, мамуля?
– Разумеется.
Она видела, как помимо его воли просияло лицо подростка, погрузившегося в призрачный мир театра, стоило только появиться двум-трём колоритным театральным фигурам. Он относился к ремеслу Фару крайне прохладно и отчуждённо, но испытывал детский восторг при виде актрис и актёров, грима, душных лож в моменты торжеств и подготовки ритуальных театральных действ.
– Фару совсем зелёный, – заметила Джейн.
– Так кажется из-за контраста, – сказала Фанни.
– Марсан покрыл себя колониальным загаром. Какая вздорная идея.
– Это придаёт ему мужественности.
– Да? – озабоченно спросил Жан.
Фанни улыбнулась, увидев, какое важное значение он, будучи наивным как в своей страсти, так и в своей вражде, придавал всем замечаниям Джейн. Занавес опустился; бесстрастный голос потребовал тишины и добавил:
– Я попрошу посторонних лиц покинуть сцену.
– Кто это говорит? – спросила Фанни.
– Вон там, бенуар в глубине. Тот, где большая чёрная дыра. Это появился Сильвестр. И это он моего отца называет «посторонним лицом».
«Бригадир» быстро отстучал двенадцать коротких ударов, потом три торжественных: по полу под занавес прокатился ленивый валик пыли; взорам предстала внушительная обстановка, и репетиция началась. Чтобы лучше слышать, Фанни приложила висок к перегородке и закрыла глаза. Она снова открыла их, услышав приглушённое восклицание Джейн:
– Ах!.. Не получился у неё всё-таки крик! Как хорошо, что это с ней случилось сегодня, а не завтра… И всё же для актрисы, столь опытной в своём деле, это непростительно! Фару, наверное, рассвирепел! Что вы на это скажете, Фанни?
Фанни на это не могла сказать ничего. Она ошеломлённо приходила в себя после глубокого сна, показавшегося ей очень кратким. «Возможно ли это?.. Я заснула…» Она могла теперь измерить изолирующую плотность своей озабоченности. Следуя примеру Джейн, она повторила, когда опускался занавес:
– В самом деле, это непростительно…
В зал дали немного света. Джейн лихорадочно кусала ноготь большого пальца. Дверь в ложу бенуара распахнулась от нажима затянутой в перчатку руки Клары Селлерье.
– Ничего страшного, дети мои! – воскликнула она. – Просто завтра ей нужно быть повнимательнее. Такой стреляный воробей, как я, знает, отчего случаются такие катастрофы с голосом. От перегрева в ложе, вот и всё. Ну и от усталости тоже, тут я согласна с вами… Если бы Мериа чуть более утробно начала – вы понимаете меня? «Гм-гм-гм», вот так – то петуха бы не было… Уф, ну это уже в прошлом.
Она села. Слабый рассеянный свет, лишив её ярких красок, превратил её лицо в две большие наполненные тенью дыры подглазий и в глубокую промоину рта. Фанни на секунду вообразила, будто это её сон длился так долго, что Клара Селлерье успела состариться на двадцать лет.
– Давайте поговорим о пьесе. Чёрт побери, что за произведение! А манера вводить зрителя прямо в действие, а? Фару – это кабан. Какой мощный удар! Я не могу не признать, что Марсан – первоклассный актёр. И он по-прежнему прекрасный наездник, этот шельмец. Между нами, Фанни, когда Мериа вдруг без колебаний ответила ему: «В этот кабинет приходило столько женщин, умолявших вас спасти их, а я – я не выйду отсюда, пока один из нас не погибнет», вы не находите, что это место… как-то уж слишком раскрывает смысл пьесы? А?
Фанни в темноте залилась краской: эти реплики не потревожили её сна. Джейн опередив её, ответила с жаром:
– О, мадам, такая женщина, как красавица Уккар, и не может говорить по-другому! У неё достаточно способов, чтобы раскрыть свои карты.
– Госпожа Уккар – не какая-нибудь замухрышка и не простушка, – подхватил Жан. – Она не опускается до того, чтобы стараться перехитрить такого типа, как Бранк-Юрсин! Правда, мамуля?
– Вы все меня просто оглушили! Мне надо прослушать пьесу как минимум два раза… я не такая скорая на суждения, как вы, – спасовала Фанни.
Она боялась прихода Фару, и тут он как раз и вошёл в ложу. Фару не казался больше ни сердитым, ни беспокойным, ни даже разочарованным. Возможно, он уже испытывал нечто вроде апатии пресыщения, отдалявшей его сразу после первого представления от театров, где играли его пьесы.
– Здравствуйте, Клара… Всё прошло благополучно, не правда ли, если не считать vox faucibus Мериа, – но это промах чисто физический…
Клара повисла у него на шее, расцеловала его.
– Какая пьеса! Какое творение! Чистейшая огранка работы Фару!
Фару искал глазами взгляда Фанни.
– О! – вяло согласился он, – может быть, это всего-навсего агломерат… Фанни, тебе понравилось или нет?
Она взяла его руки в свои и крепко сжала их, изображая восторг, который невозможно выразить словами.
– Ты скажешь мне потом… Ты мой маленький строгий судья… Я прямо дрожу…
Он вымученно шутил, и Фанни нашла, что ему не хватает надменности. Она терпеть не могла в Фару всё, что хоть немного походило на смирение, и потому напустилась на пасынка:
– А ну-ка, Жан! Разве тебе нечего сказать Фару-старшему? Всего несколько минут назад ты был таким бойким! Я прямо не могла их угомонить, – сказала она, указывая на Жана и Джейн.
– О! Браво, папа, браво! – преувеличенно громко зааплодировал Жан.
– Да?.. – сказал Фару рассеянно. – Подождём окончания… Вы очень добры… Ну а теперь, дети мои, я возвращаюсь к моим печам.
– Слышал бы вас Марсан!.. – прыснула Клара. Во мраке от весёлого её смеха у неё на месте рта образовался большой чёрный провал, как у покойника.
Фотографы в партере взметнули вверх там и сям дряблые магниевые монгольфьеры, и Клара зевнула:
– Это теперь надолго… А что, если нам выбраться отсюда и пойти выкурить по сигарете и выпить грогу?
– Нет-нет, – поспешно сказала Фанни. И тут же добавила: – Во всяком случае, я – нет. Я продрогла, устала… Вы идите втроём, а я отдохну… Да-да, идите!
