Элизабет Вернер - Влюбленная американка
Фернов поднялся, взял свой шлем, валявшийся на траве, и прикрепил к поясу саблю. Тот, кто видел два месяца назад профессора университета в Б., конечно, не узнал бы его в этом крепком, здоровом офицере. Прозрачная бледность лица и темные круги под глазами исчезли бесследно; согнутая спина выпрямилась, а слабая шатающаяся походка сменилась твердой, уверенной поступью. Темный загар покрывал лоб и щеки бывшего профессора; густые светлые волосы непокорными прядями выбивались из-под шлема. Вся стройная, затянутая в военный мундир фигура молодого офицера производила впечатление цветущего здоровья. Два месяца, проведенные в походе, сделали чудо — радикальное средство доктора Стефана оказалось удивительно действенным.
— Вы придаете слишком большое значение моим стихам, — скромно проговорил Фернов, — они написаны под впечатлением войны и потому вам нравятся, а когда закончится война, мои стихи забудутся и мой поэтический дар иссякнет.
— Ты так полагаешь, но я в этом очень сомневаюсь, — возразил доктор, — ведь в твоих стихах не просто минутное вдохновение, не только отзвук войны, хотя, может быть, именно благодаря ей в тебе пробудился талант, который обещает создать в будущем нечто великое.
— Еще более вероятно, что не сегодня, так завтра пуля пробьет мою голову и положит конец всем вашим ожиданиям, — мрачно отозвался Фернов.
— Ты все не можешь отделаться от своего мрачного настроения, — укоризненно заметил доктор. — Я начинаю всерьез думать, что у тебя безнадежная любовь.
— Что за вздор! — воскликнул Фернов и поспешно отвернулся, чтобы скрыть краску смущения, залившую его лицо.
Однако приятель Фернова ничего не заметил. Этот военный врач раньше был приват-доцентом того же университета в Б. Война заставила и его прекратить чтение лекций и отправиться на поле брани. Они были и прежде знакомы с профессором Ферновом, но при встречах ограничивались лишь поклонами и обменивались несколькими незначащими словами. Три года эти два человека встречались ежедневно и остались чужими друг другу людьми, тогда как походная жизнь настолько быстро их сблизила, что они за несколько недель стали друзьями.
— Хотел бы я знать, кто она, где и когда ты с ней познакомился? — продолжал веселый доктор, сам смеясь выдумке, пришедшей ему в голову. — С тех пор как мы на войне, я почти ни на минуту с тобой не расстаюсь, а в Б. ты ни разу не взглянул ни на одну женщину, к великому негодованию прекрасной половины рода человеческого в нашем городе.
Фернов, ничего не говоря, усердно пристегивал свою саблю.
— Кто бы мог подумать, что диагноз доктора Стефана окажется таким верным? — после некоторого молчания снова заговорил врач. — Признаться, я сильно в нем сомневался. Когда доктор Стефан приехал в X. и заклинал меня всеми святыми всячески тебя опекать, я был уверен, что тебе недолго придется служить вместе со мной — что при первом же переходе ты свалишься и мне придется поместить тебя в лазарет. А между тем ты вынес лишения и тяготы войны лучше, чем другие. Помнишь ту ужасную июльскую и августовскую жару, когда наши люди падали как мухи; ты оказался крепче всех, тебе все шло только на пользу. Да, Вальтер, у тебя прекрасный организм; тебе понадобилось всего лишь освободиться от усиленных занятий за письменным столом, чтобы восстановить свое здоровье. Для твоих нервов тоже нашлось превосходное, хотя и совершенно необычное средство: тебя исцелил гром пушек. Все в Б. удивятся, когда ты вернешься домой в таком цветущем виде.
— Да, если вернусь! — мрачно заметил Фернов.
— Снова это вечное предчувствие смерти! — возразил доктор, досадливо пожав плечами. — Оно у тебя становится какой-то манией.
— Потому что я чувствую близкий конец!
— Вздор! Если существует кто-то, кого не возьмет и пуля, так это ты! Не сердись, Вальтер, но я должен тебе сказать, что твоя отвага граничит с безумием. Ты бросаешься в бой без оглядки, ничего не видя перед собой; там, где самая большая опасность, — там ты первый! Твоя смелость поражает всех твоих товарищей.
— А между тем среди них нет ни одного, который не считал бы меня раньше трусом! — с горькой улыбкой сказал Фернов.
— Да, это верно, — откровенно сознался доктор, — но, по правде говоря, во всей твоей фигуре, во всем облике не замечалось ничего мужественного. Ты был настоящим человеком пера, занятым исключительно книгами; мы все думали, что грохот пушек приведет тебя в полную растерянность. Однако ты очень скоро приобрел вид боевого героя, и после первого же сражения другим офицерам пришлось изменить свое мнение.
На губах Фернова промелькнула грустная улыбка, между тем как в глазах сохранилось прежнее мечтательно-меланхолическое выражение. У входа в парк послышались чьи-то тяжелые шаги, и в аллее появилась высокая фигура Фридриха, который казался еще больше и внушительнее в военном мундире. Видимо, Фридрих очень гордился своим солдатским званием; по крайней мере, на его лице отражалось сознание силы и собственного достоинства.
— Честь имею доложить, ваше благородие, — проговорил он, отдавая честь Фернову, — что в деревню прибыл экипаж с англичанами, желающими проехать через наш пост в горы.
Фернов быстро обернулся. Грустная мечтательность исчезла с его лица, оно приняло деловое, решительное выражение.
— Это невозможно. Пропускать запрещено! — коротко и строго ответил он.
— Англичанин не соглашается вернуться обратно; он говорит, что у него есть какая-то бумага, и непременно хочет видеть либо господина майора, либо господина поручика.
— Хорошо, я все равно собирался идти в деревню, — сказал Фернов, взглянув на часы. — Неприятная история, — обратился он к доктору. — Это, вероятно, ни в чем не повинные путешественники, и задерживать их нет смысла; но ничего не поделаешь — приказом запрещено кого-либо пропускать.
— Не понимаю, почему тебе это так неприятно? — с улыбкой возразил доктор. — Наоборот, я испытываю в таких случаях полное удовлетворение. Эти дерзкие сыны Альбиона с нескрываемым презрением относятся к нам и тем не менее наводняют Германию и Рейнскую область, где распоряжаются, как у себя дома. Им следует показать, кто здесь хозяин. К сожалению, у себя на родине мы с ними церемонимся, так, по крайней мере, здесь нужно поставить их на место.
— Ты пойдешь со мной в деревню? — спросил Вальтер.
— Нет, я предпочитаю вернуться в замок. Посмотрим, как ты справишься один с этими англичанами! Когда закончишь обход, приходи к нам на четверть часа выпить стакан пунша, иначе твои акции сильно понизятся в глазах капитана. Он единственный из всех колеблется, стоит ли признать тебя будущей звездой первой величины: слишком уж мало ты пьешь.
