Шэна Эйби - Столетнее проклятие
— А по мне, двух дней будет довольно, — отозвался у нее за спиной Маркус.
— Двух дней?
— Угу. Ты не просыпалась, и мы решили, что тебя не стоит тревожить. Полагаю, тебе нужно было как следует отдохнуть.
Лоскут синего неба в окне прочертил наискось сокол и камнем упал вниз, исчезнув из виду.
— Я спасла тебе жизнь, — сказала Авалон, не оборачиваясь. — По всем законам чести ты у меня в долгу.
— И чего же ты хочешь взамен? — спросил Маркус.
— Отпусти меня, милорд.
— Это невозможно, миледи, — бесстрастно ответил он.
— Я спасла тебе жизнь! — Авалон вцепилась в край подоконника. Небо в окне казалось ей чашей из цельного сапфира, прекрасной и, увы, недосягаемой.
— И, стало быть, напрасно, потому что я не отпущу тебя. На войне, как на войне.
Авалон медленно разжала пальцы.
— Что ж, понимаю, — наконец сказала она. — Хорошо. Я владею тремя поместьями и львиной долей дохода от Трэли. Мне принадлежат земли, которые тянутся почти до границы Шотландии.
Не оборачиваясь, она услышала, как он шагнул ближе, хотя даже не попытался коснуться ее.
— Этого довольно, чтобы усмирить твой воинственный пыл. Земли, поместья, деньги — все это я предлагаю тебе. Я сама обращусь к королю с прошением передать все это тебе. Я подпишу все, что ты пожелаешь. Если хочешь, считай это выкупом. — Авалон обернулась, лучи солнца осветили ее сзади, оставляя лицо в тени. — Только отпусти меня.
Маркус стоял ближе, чем она думала. Только руку протянуть. Авалон не могла разобрать, о чем он думает. Их разделяла непроницаемая преграда, и во взгляде у него была одна лишь холодная решимость.
— Мало, — сказал он.
— Земли, стада, доходы. Великолепные поместья. И все это — твое, твоего клана.
— Мало.
— Ничего больше у меня нет, — чуть слышно произнесла Авалон.
— Ошибаешься.
Маркус все же протянул руку — и коснулся ее волос, обвил свои пальцы серебристой прядью, поднес к солнечному свету. Он разглядывал прядь, озаренную солнцем, с таким видом, словно лишь она была достойна его внимания.
— У тебя есть еще многое, — медленно проговорил он и, подняв голову, перехватил ее взгляд.
И снова жаркая безжалостная волна накрыла Авалон с головой, и она ощутила на губах его губы, нежные, горячие, властные. Не прерывая поцелуя, Маркус притянул ее к себе, и Авалон с радостью приникла к нему, Тонкая ночная рубашка была ненадежной преградой, и Авалон всем своим существом впитывала жар его сильного тела, хмельной нектар поцелуев, уверенную силу объятий. Вновь она ощущала себя живой, изумительно живой, и причиной всему был он, этот человек, ее враг.
Маркус обнимал ее крепко, но бережно, помня о больном плече.
— Вот чего я хочу, — прошептал он, жарким дыханием щекоча ее губы. Затем отбросил прядь серебристых волос и губами коснулся ее точеной шеи. — Неужели не понимаешь?
Авалон не ответила. А что она могла ответить? Плоть ее таяла в его объятьях, словно снег под жаркими лучами солнца, и так же неуклонно таяла ее воля, покоряясь новому, неотвратимому чувству.
Не важно, кто он такой. Не важно, кто она такая. Все не важно, кроме одного — только бы он подольше обнимал ее.
— Ты ведь тоже хочешь этого, верно? — Маркус накрыл ладонью грудь Авалон, чего прежде не делал ни один мужчина. Это было восхитительно.
— Хочешь? — повторил он, и Авалон знала, что ответ ему был не нужен. Пальцы его чуть сильнее сжали ее грудь.
Авалон не сумела сдержать стона. Наслаждение пронзило ее, точно молния.
Маркус вновь поцеловал ее, жадно и крепко. И вдруг рывком притянул ее к себе, подхватил на руки.
Авалон снова вскрикнула, но на сей раз уже от боли в ушибленном боку.
Маркус тотчас почуял неладное и замер.
— Что такое? — нахмурившись, быстро спросил он.
— Отпусти, — сквозь зубы, с трудом выговорила Авалон.
Маркус осторожно поставил ее на ноги.
— Я не мог задеть плеча. Ты что, ранена?
— Нет, — ответила Авалон, стараясь держаться прямо, но получалось плоховато. Маркус окинул ее проницательным взглядом, и лишь тогда она спохватилась, что невольно прижала руку к больному месту.
— Дай-ка, я взгляну, — сказал Маркус.
— Нет! — вскрикнула Авалон и отпрянула.
Лицо Маркуса мгновенно заледенело. Теперь перед ней стоял лэрд, только лэрд, холодный, безжалостный, властный.
— У тебя есть выбор, — жестко проговорил он. — Сними рубашку и покажи мне свою рану, или я сам тебя раздену.
Авалон поняла, что проиграла.
— Отвернись, — зло бросила она.
Маркус подчинился и ждал, скрестив руки на груди. «В конце концов, — подумала Авалон, — это всего лишь ушиб». Действуя здоровой рукой, она стянула через голову рубашку, затем схватила с кровати одеяло, укуталась им так, что виден был только ушибленный бок, и села.
— Можешь повернуться, — угрюмо сказала она.
Опустившись на колени, Маркус оглядел громадный кровоподтек. Лицо его оставалось непроницаемо.
— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — заверила его Авалон.
Маркус выпрямился, ничего не ответив. Химера предостерегающе встрепенулась.
— Поверить не могу, что с этим ты ехала до самого замка, — сказал он наконец, и ледяные нотки в его голосе испугали Авалон куда сильнее, чем каменно-бесстрастное лицо.
Лишь сейчас она с ужасом осознала, что сидит, почти нагая, перед человеком, который похитил и едва не соблазнил ее, — и сейчас он охвачен бешенством. Боже милостивый, что же она наделала?!
— Мне уже почти не больно, — прошептала она.
— Вот как? — Маркус протянул руку, чтобы коснуться кровоподтека, и Авалон невольно дернулась. Рука его тотчас замерла.
— Не больно? — холодно повторил он. — Не лги мне, Авалон. Я этого не потерплю.
Я этого не потерплю!
Сколько раз Авалон слышала эти же слова от Хэнока! «Не нагличай, не жалуйся, не хнычь, не малодушничай, не плачь. Я этого не потерплю».
— Да неужели? — вспыхнула она и вскочила, позабыв о боли. — Да какое право ты имеешь мне приказывать? Мне плевать, кто ты такой! Я тебе не принадлежу!
Маркус даже не шелохнулся, лишь молча смотрел на нее. Задыхаясь, Авалон прижала к груди одеяло; волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам, одной рукой она прикрывала ушибленный бок, словно надеялась унять нестерпимую боль.
— Не принадлежишь, — согласился Маркус, смерив ее взглядом с головы до ног. — Пока еще нет, Авалон. Пока.
И вышел из комнаты. Авалон услышала, как в замке со скрипом повернулся ключ. Итак, она все же пленница.
Четверть часа спустя появились давешние женщины. На сей раз они принесли охапку лоскутов для перевязки и мазь, настояв, что наложат ее сами.
У Авалон не было сил им перечить. Во-первых, она устала. Слишком устала. Во-вторых, эти женщины так искренне заботились о ней. Они сочувственно гладили ее по плечу, уговаривали сесть, охали и ахали при виде ушиба и бережно втирали в бок жирную мазь.
