Виктория Холт - Леди-Солнце
— Оно расцветет от счастья, когда вы покажете ему малютку!..
Эдуард не заставил себя ждать. Он примчался так быстро, как только мог; он был в восторге от первенца и наградил гонца, сообщившего ему радостную весть, ежегодным содержанием в сорок фунтов.
Слезы увидела Филиппа на щеках своего супруга, когда тот опустился на колени возле постели и поцеловал ей руку.
— Я никогда не знала, что в жизни может быть такое счастье, — прошептала она.
— Я тоже, — ответил Эдуард, — и его принесла мне ты!
Они не могли отвести глаз от ребенка. Эдуарду не верилось, что все это произошло наяву, и он снова и снова устремлял взгляд на колыбель, украшенную портретами четырех евангелистов — Иоанна, Луки, Марка и Матфея, — где возлежал их сын, длинноногий, с волосами цвета льна, истинный Плантагенет.
— Он настоящий Эдуард, — сказала Филиппа.
Так было дано имя младенцу.
* * *Королю Эдуарду, отцу ребенка, не было еще восемнадцати лет. Рождение сына и казнь дяди — эти такие разные события потрясли его душу и превратили его в мужчину.
Он понял вдруг со всей отчетливостью, что не научился еще смотреть на то, что происходит вокруг, собственными глазами, думать своей головой, за него это делала мать, а значит, Мортимер. Он был лишь более или менее послушным исполнителем их воли, не умевшим или еще не смевшим вникнуть во все, что творилось от его имени и что могло бы ужаснуть его, пожелай он разобраться в этом.
Он почувствовал, что должен выяснить, что же произошло с дядей Эдмундом, и как можно скорее окунуться во все дела государства, если хочет БЫТЬ королем, должен, как это ни трудно, выбраться из-под материнского покровительства, избавиться от чар ее обаяния, которому подвластны были все. Он помнил свой восторг, когда мальчиком проезжал с ней по улицам городов и селений и видел, с каким обожанием смотрели все на прекрасную всадницу. Помнил, какой гордостью наполнялось тогда его мальчишеское сердце — она казалась ему неземным существом, богиней! Теперь же он обязан увидеть ее такой, какая она есть. Грядущие отношения с матерью вызывали у Эдуарда тревогу: он не представлял, как себя вести с ней.
Если к матери Эдуард питал сложные чувства, то к Мортимеру испытывал лишь одно — ненависть. Она зрела постепенно и увеличивалась по мере того, как тот превращался — вернее, делал все для того, чтобы превратиться, — в главное лицо королевства. Например, он сразу же забрал деньги, которые Шотландия заплатила в государственную казну, словно был королем. «Только король никогда не позволил бы себе использовать их на собственные нужды», — думал с возмущением Эдуард.
Молодой король уже знал подробности казни герцога Кента и понял, что Мортимер попросту хотел избавиться от возможного претендента на трон, который к тому же мог влиять на племянника. Дошли до него слухи и о коварном спектакле с якобы оставшимся в живых королем Эдуардом II, и о ложном послании папы римского… Смерть отца вызывала теперь у него множество вопросов и ужасных подозрений. Зато стало совершенно ясно, что Мортимер — негодяй и в Англии не будет мира и покоя, пока он ходит по земле.
Радость и успокоение ему приносили только Филиппа и родившееся дитя. Правда, Филиппа не была спокойной матерью. Она настояла, что будет кормить сына сама, и отказалась от услуг кормилицы, беспрерывно подходила к его колыбели, чтобы лишний раз убедиться — все в порядке. К счастью, маленький принц родился здоровым и оснований для беспокойства не было.
Эдуард все больше испытывал потребность поделиться с кем-то из близких подозрениями и планами. Таким человеком была Филиппа, но он не хотел этого делать сейчас, когда все ее помыслы и заботы сосредоточились на ребенке.
Среди приближенных к нему людей был Уильям де Монтекут, он был приятнее многих других, и с ним король сдружился. Монтекуту было около тридцати, он был зрелым мужчиной с немалым жизненным опытом и в то же время не так уж далеко ушел от поколения таких, как Эдуард. Ему и решил король поверить свои мысли, от него надеялся получить одобрение собственных намерений и дельные советы.
Монтекут не стал ходить вокруг да около. Он сразу согласился с тем, что Эдуарду не быть подлинным королем, пока рядом с ним Роджер де Мортимер. Наверное, королю не известно, сказал Монтекут, но в народе уже давно поговаривают, что он, наверное, потихоньку передал корону Мортимеру и тот вскоре начнет ее открыто носить на голове.
— Искренне тебе признаюсь, Уильям, — произнес Эдуард, — все дело в моей матери.
Тот кивнул головой и спросил:
— Могу я откровенно говорить с вами, милорд?
— Полагаю, мы вряд ли сдвинемся с места, Уильям, если не будем откровенны друг с другом.
— Тогда, милорд, я скажу вам так. Все знают, что ваша мать любовница Мортимера. Она просто околдована им, и потому у него сейчас столько силы и власти. Она не может ему ни в чем противоречить и, когда он решил убить вашего дядю, не сумела противостоять и согласилась с его решением.
— Я уже знаю об этом, — хмуро сказал Эдуард. — Но что и как делать?
Опять Монтекут ответил без задержки, словно давно уже продумал все ответы на подобные вопросы.
— Попробуйте прибегнуть к его собственной тактике, милорд. Почему бы не взять его под стражу? Только нужно это сделать внезапно, так, как он поступил с Кентом. И почему не подвергнуть его скорому суду и такой же скорой смерти по приговору этого суда?
— Но я не хочу ввергнуть королевство в гражданскую войну! — воскликнул Эдуард.
— Неужели вы полагаете, что кто-нибудь в Англии захочет вступиться за Мортимера и рисковать ради него жизнью? Его ненавидят! Вспомните недавнее наше прошлое, милорд. Разве Пирс Гавестон нашел себе заступников? А Хью Диспенсер? Во все времена, милорд, фаворитов королей и королев люди боялись и радовались их падению… Думаю, с Мортимером справиться будет не так трудно. Еще легче — найти причину для ареста. За ним столько черных дел! Только не нужно терять время. Действовать следует быстро — при первой же возможности. А там — скорый суд и казнь.
— Но моя мать…
Впервые с начала их разговора Монтекут задумался. После непродолжительного молчания он произнес:
— Когда с Мортимером будет покончено, вы сами увидите, как поступить с вашей матерью. Сердце и совесть подскажут вам.
Эдуард тоже помолчал.
— Хорошо, — сказал он потом, — в конце этого месяца я созову парламент. Он будет заседать в Ноттингеме. Мортимер должен на нем присутствовать. Тем временем мы соберем как можно больше сведений об уличающих его преступных деяниях.
— Но действовать следует весьма осторожно, — предупредил Монтекут.
