Филиппа Карр - Песня сирены
— Как было бы замечательно иметь от него ребенка, чтобы помнить о нем!
— Дети — плоды подобных увлечений, — как правило, делают много шума своим появлением на свет. Вспомни, как ты сама появилась на свет, как потом «вышла в люди».
— Единственно твоими стараниями, Харриет. Я засмеялась, и в смехе этом сквозила истерика: теперь, когда одолевавшая меня мысль выплеснулась наружу, мне стало не по себе.
Харриет вдруг похлопала меня по руке.
— Однако, если это произойдет, нам надо решить, что делать. Конечно, ничего может и не случиться, хотя с твоей матерью было нечто похожее. И, тем не, менее, жизнь — не такая штука, чтобы слишком часто повторяться. Но нам лучше быть готовыми ко всему, да?
— О, Харриет, — сказала я, — хорошо, что ты со мной. Наверное, тогда, много лет назад, моя мать чувствовала себя так же, как я сейчас.
Она промолчала, и мысленный взор ее был вновь обращен в прошлое. Должно быть, по моим подсчетам, ей уже лет шестьдесят, но она сумела остаться юной в душе и в этот момент выглядела совсем молодой.
И все-таки история повторилась: я обнаружила, что у меня будет ребенок.
Сейчас мне уже не вспомнить, что я почувствовала в тот миг, когда поняла это Я была обескуражена, это правда, но в то же время меня охватило необыкновенное возбуждение. Я вдруг поняла, как убога была моя жизнь с исчезновения Бо вплоть до стычки с якобитами. Только потом я снова начала любить и ощутила, что отчаянно хочу жить — даже если это чревато новыми опасностями для меня.
Не теряя времени, я обо все рассказала Харриет. Она тоже пришла в волнение. Я ее прекрасно понимала: она любила неожиданности, даже если они приносили новые трудности, и чем они были сложнее, тем в большее возбуждение она приходила.
Быть под ее крылышком оказалось невероятно удобно. Она с непостижимой ясностью раскладывала по полочкам мое теперешнее положение:
— Это совсем не похоже на то, что произошло с твоей матерью. Она была юной невинной девушкой, иметь незаконнорожденного ребенка казалось ей немыслимым. И все-таки ты здесь, дорогая моя Карлотта, и сама уже ждешь ребенка. В свое время нам пришлось прибегнуть к целой массе уловок.
— Я знаю: Венеция. Это волшебное палаццо, а потом заявление, будто я — твоя дочь.
— Тогда мы разыграли все как по нотам, но сейчас ситуация иная. В эту историю тебя вовлек любитель приключений, и таким дети обязаны своей жизнью! Ты, правда, можешь возразить, что ребенок, которого ты в себе носишь, своей жизнью обязан кубку доброго сидра, но все-таки… Что же нам делать, Карлотта? Ты богатая женщина и можешь проигнорировать мнение всех, если пожелаешь. Ты можешь сказать: да, у меня ребенок, а если вы вздумаете мне указывать, то я на вас плевать хотела. С другой стороны, хорошо было бы, чтобы у ребенка был отец: два родителя все лучше, чем один, да и обществу труднее придраться. Я бы лично была не против, чтоб у ребенка появился отец.
— Его отец никогда не узнает о его существовании.
— Ты уверена? Однако мы лишь зря тратим время, а надо бы очень и очень поспешить. У меня есть один план.
Мысли мои перескочили на мать и бабушку. То-то ужаснутся все мои родные! Дед наверняка захочет убить Хессенфилда, а так как тот впридачу еще и якобит — дед у меня убежденный протестант, — то ярости, несомненно, не будет предела. Потом Ли: хоть он и старается не подавать виду, но по натуре человек горячий. Я слышала, как он однажды набросился на Бо, когда тот, по мнению Ли, был «слишком дружелюбен»с моей матерью. Я видела после шрамы на теле Бо, он рассказал мне, что Ли ворвался к нему в комнату и нанес эти раны, пока тот ничего не успел сообразить.
Я воображала страдания мамы и тот удар, который произойдет с Ли, когда я расскажу, как оказалась замешанной в историю спасения генерала Лангдона. Все ведь будут убеждены, что меня при этом изнасиловали и что дитя — результат этого насилия. О да, я очень живо представляла себе, как разъяренная компания из Эверсли отправляется в Сен-Жермен мстить за меня.
Я поведала об этом Харриет, и та согласилась со мной.
— Но есть возможность избежать этого, и именно об этой возможности я сейчас и размышляю. Странно, почему это тебе самой не приходит в голову?
— Что? — не поняла я.
— Бенджи, — сказала она.
Я уставилась на нее в изумлении.
— Выйди замуж за Бенджи, — продолжала она. — Он будет прекрасным отцом ребенку.
— За вашего сына?
— Разумеется, за моего. И Грегори тоже, хотя долгое время мне пришлось его выдавать за сына Тоби Эверсли. Что есть, то есть, и лучше устроить все с наименьшими неприятностями для каждого. Слушай, если ты выйдешь замуж за Бенджи, ты сможешь иметь ребенка — вероятно, он родится чуть раньше положенного срока, но это быстро забудется. У тебя будет муж. У ребенка будет отец — и мы убиваем двух зайцев одним выстрелом.
— И ты считаешь, что я должна Обманывать Бенджи ради этих «двух зайцев»?
— Обманывать его нет никакой необходимости. Расскажи ему о том, что с тобой приключилось, как твоя жизнь оказалась в опасности и как тебе пришлось отдаться, чтобы ее сохранить. Это ведь правда, разве нет?
— Это не вся правда, Харриет. Мы…
— Я знаю, что между вами произошло. Ты вкусила наслаждения с Бо, но потеряла его и подумала, что вместе с ним потеряла и способность любить. И даже больше того, но тут появился лихой Хессенфилд, и «жизнь для тебя озарилась новым светом. Ты не похожа на свою честную мать, дочка, ты многое взяла от меня. Это было великолепное приключение, не так ли? Покуда оно продолжалось, ты с головой окунулась в него. На свете есть и другие мужчины, подобные Бомонту Гранвилю и Джону Хессенфилду. Бенджи — не такой. Но все к лучшему: он — наиболее удачная партия для тебя и искренне тебя любит. А это многого стоит — искренняя любовь. Взгляни хотя бы на нас с отцом.
— Значит, ты хочешь устроить мою свадьбу с Бенджи, я правильно тебя поняла?
— Ну конечно. Но я не собираюсь отрицать, что и тебе это дает много преимуществ.
— Вот так и Бо говорил… Но я не могу выйти замуж за Бенджи, не переговорив с ним.
— А я и не настаиваю на этом. Бенджи полюбит тебя еще больше, потому что будет играть роль твоего спасителя. Это ему очень пойдет, он захочет защитить тебя. Нет, Бенджи — лучшая партия для тебя.
Я покачала головой.
— Нельзя так использовать людей, Харриет, нельзя так жить.
— Тебе еще многому надо учиться, — ответила она.
Харриет взяла инициативу в свои руки. Так она поступила и в случае с моей матерью; и, надо сказать, она всегда умело делала свое дело. Не поставив меня в известность, она переговорила с Бенджи, и первой его реакцией было поговорить со мной во что бы то ни стало. Он оказался таким любящим, так хотел меня защитить — все, как она и предсказала.
