Ксения Габриэли - Анжелика и московский звездочет
– Но в этом нет ничего удивительного! – перебила я Чаянова. – Это случается часто. Многие люди гораздо больше привязаны к родителям, которые не уделяют им внимания, нежели, например, к своим приемным родителям, которые растят их!.. Моя дочь Онорина, конечно же, любила меня гораздо менее, нежели мои сыновья. И в этом нет ничего удивительного! Дочь я растила бережно, никогда не разлучаясь с ней. Я стремилась постоянно руководить ходом ее жизни и это стало раздражать ее; а сыновей я часто оставляла чужим людям и потому в памяти их жил идеализированный образ матери… Но продолжайте, Александр Васильевич; мне кажется, ваш рассказ обещает быть интересным!..
– С вашего позволения, – он чуть склонил голову и продолжил свой рассказ.
Еще при жизни деда мальчик был предоставлен самому себе. Целые дни проводил он, бродя по улицам и переулкам прекрасного города; однако этот город вовсе не казался ему прекрасным. В темных сырых переулках попадались полуголодные мальчишки, всегда готовые поколотить одинокого сверстника, отнять самодельную игрушку, вырвать из руки ломоть хлеба… Когда умерли дед и бабка, Джакомо остался в совершенном одиночестве. Теперь никто не намеревался накормить его, постлать постель… Мальчик просил милостыню и ночевал на паперти одной церкви в отдаленном от красивых площадей бедном квартале. Одежда его изорвалась и скоро превратилась в лохмотья. Он пытался найти работу, толкался на рынке, предлагал свои услуги покупателям, нес их покупки и за это получал пару мелких монеток. Так миновало года два. Джакомо исполнилось почти четырнадцать лет. Он ходил в порт, просился гребцом на корабль, но еще полагали его слишком худым и слабым. Он и не мог быть сильным, крепким, ведь он так мало ел и постоянно испытывал мучительный голод. И все же он рос и от природы являлся очень выносливым и не склонным к болезням.
Джакомо горячо надеялся, что пройдет год или два, и его все-таки возьмут на корабль гребцом.
Но вот в городе началась эпидемия чумы. Первым заболел матрос, приплывший на корабле, побывавшем в Африке. Тотчас городские власти приказали оцепить порт. Теперь все, по той или иной причине находившиеся в порту, были обречены! Среди них был и Джакомо. Теперь он не сомневался в том, что непременно погибнет. Городская стража не наведывалась в порт. Несчастные, одни умирающие, другие, еще не заразившиеся, пытались существовать, как могли. Команды матросов на кораблях дрались друг с другом, желая добыть как возможно больше съестных припасов. Начались грабежи кораблей. Люди меняли штуки дорогих шелковых материй, золотые украшения на ломти хлеба, подкупая стражников. Вследствие этого зараза распространилась и на город. На улицах появились могильщики в белых балахонах, лица их были закрыты глухими белыми колпаками с прорезями для глаз и рта. Они подцепляли крючьями трупы и волокли в особое место в городе, на одной из площадей, где трупы умерших от чумы положено было сжигать. И часто случалось, что вместе с мертвыми телами сжигали и еще живых людей!
Джакомо вел себя, как все. Примкнув к какой-нибудь группе матросов, он забирался вместе с ними на корабль, тащил из трюма что попадалось под руку, менял цветные ткани на хлеб… И все же он не надеялся выжить. Одежда его изорвалась теперь настолько, что он решительно выбросил лохмотья в море и ходил голым. Море сделалось необыкновенно грязным, здесь обмывали трупы, когда все-таки желали их похоронить хоть как-то, здесь купались вместе больные и здоровые. Зачастую трупы бросали в морскую воду, привязав к ногам что-нибудь тяжелое. Джакомо, не желая бултыхаться в грязной вонючей воде, заплывал далеко и купался в одиночестве. Он был хорошим пловцом. Как-то раз, когда он выходил из воды, возвращаясь после купания, он заметил, что на него поглядывает с любопытством человек в костюме, какие носили римские священники. Совершенно голый мальчик шагал по берегу, не глядя по сторонам. Он торопился уйти подальше. Уже носились слухи о людоедстве. Мальчик боялся, что и его надумал съесть этот поп! Теперь все в равной степени терзались мучительным чувством голода…
Джакомо побежал, но он был слаб от недоедания и вскоре споткнулся и упал. Он отчетливо слышал шаги и уже готов был окончательно распрощаться с жизнью. Он ощутил, как руки, еще в достаточной степени сильные, поднимают его. Голый, он стоял перед священником, крепко удерживавшим его за мокрое плечо. Джакомо вдруг устыдился своей наготы и закрыл глаза. У него уже не было сил бежать.
– Открой глаза, – сказал священник. – И не бойся, никто не хочет съесть тебя. Тебя ведь Джакомо зовут?
Мальчик смущенно кивнул, глаза его уже были открыты.
– Пойдем, – сказал властно, но доброжелательно священник. – Я дам тебе работу, мы выберемся из порта. Никто не причинит тебе зла…
У Джакомо не было иного выхода, кроме как пойти вслед за священником, который к тому же крепко держал его за руку.
Они шли довольно долго, добрались до одинокой лодки. Лодку караулил парень простоватого вида; судя по одежде, он жил где-то в пригороде.
– Вези нас, Тоффоло, – приказал священник.
Тоффоло повиновался, называя священника «падре Артуро».
– Скоро тебя накормят, – пообещал падре Артуро мальчику.
Джакомо обрадовался. Пусть его убьют, съедят, пусть все что угодно, лишь бы его перед этим накормили!..
Лодка подплыла к небольшому кораблю, одиноко вставшему на якоре далеко от прочих кораблей. Падре Артуро, Тоффоло и голый Джакомо поднялись на палубу.
– Идем, идем! – подталкивал священник мальчика. Затем спросил: – Что ты предпочитаешь: сначала одеться или сначала поесть?
– Поесть! Поесть! – живо откликнулся подросток.
Падре Артуро и Тоффоло даже не рассмеялись. Они отвели Джакомо в каюту. Тоффоло проворно расставил на столе: хлеб, сыр, виноград… Мальчик набросился на еду. На столе появилось и вино. Теперь мальчик запивал еду. Падре Артуро смотрел на него с неожиданным интересом. Трудно было понять, чем вызван этот интерес; ведь Джакомо являлся самым обыкновенным подростком, ничего необычайного в нем, на первый взгляд, нельзя было приметить.
Когда мальчик наконец насытился, священник велел Тоффоло повести мальчика в другое помещение, вымыть и одеть.
– А все-таки он какой-то тощий! – проворчал Тоффоло.
– Он парень сильный, здоровый, а что тощий, так кто бы на его месте не был тощим! – Падре обернулся к мальчику и ободрил его: – Не бойся и не думай, будто тебя здесь съедят!..
Осоловевшего от обильной еды Джакомо увел Тоффоло. Падре в задумчивости сидел у стола. Спустя не такое уж долгое время Тоффоло возвратился. Следом за ним шел Джакомо, умытый и переодетый в одежду, которая была ему несколько велика. Лицо падре тотчас прояснилось. Кажется, новый облик Джакомо вполне удовлетворил священника.
