Сидони-Габриель Колетт - Ангел мой
– Именно, именно это я и хотела сказать! – взвизгнула госпожа Пелу, просияв. – Гарантии! С момента его возвращения домой я как во сне. И знаешь, если уж член семьи Пелу вернулся домой после загула, это навсегда!
– Это что, семейная традиция? – спросила Леа. Но Шарлотта пропустила это мимо ушей.
– К тому же дома его так хорошо встретили! Его жёнушка, ах, что за женщина, Леа… Ты знаешь, уж я их повидала, этих жёнушек… Так вот, я не видела ни одной, которая могла бы заткнуть за пояс Эдме.
– Мать у неё и впрямь выдающаяся женщина, – сказала Леа.
– Ты только подумай, подумай, милочка, ведь Ангел оставил её на моих руках почти на три месяца – к слову сказать, ей повезло, что я была рядом!
– Не сомневаюсь, – отозвалась Леа.
– Ты представляешь, дорогая, ни единой жалобы, ни единой сцены, она и глазом не моргнула. Представляешь? Само терпение, сама нежность, она святая, святая!
– Это ужасно! – сказала Леа.
– И когда, в одно прекрасное утро, наш разбойник явился с улыбкой на губах, как будто был просто на прогулке в Булонском лесу, ты думаешь, она сказала ему хоть слово? Нет! Она и не пикнула! Поэтому он, который в глубине души всё же, наверно, чувствовал себя немного смущённым…
– Смущённым? Почему? – спросила Леа.
– Ну всё же было отчего… Ему очень понравилось, как его встретили, и они тут же помирились у себя в спальне. Ах! Уверяю тебя, в этот час не было женщины счастливей меня!
– Кроме, возможно, Эдме, – подсказала Леа.
Но госпожа Пелу была в возвышенном настроении и величественно взмахнула руками:
– Да о чём ты? В тот момент я думала лишь о воссоединении семьи. – Она изменила тон, сощурила глаза и поджала губы. – Впрочем, я не очень представляю себе, чтобы эта малышка могла впасть в экстаз и стонать от восторга. Двадцать лет, хилые ключицы – ба, в этом возрасте делают лишь первые шаги. И потом, между нами говоря, я считаю её мамашу фригидной.
– Твоя вера в наследственность вводит тебя в заблуждение.
Шарлотта Пелу простодушно раскрыла огромные глаза, где невозможно было прочесть ровным счётом ничего.
– А вот и нет! А вот и нет! Наследственность, наследственность! В это я очень верю. Ну, скажем, мой сын – ведь как у него развито воображение!.. Неужели ты этого не замечала?
– Должно быть, я забыла, – извинилась Леа.
– Так вот, я верю в будущее моего сына. Он будет любить свой дом, как я его люблю, он сумеет позаботиться о своём состоянии, он будет любить своих детей, как я любила его…
– Не нагоняй на меня тоску, – взмолилась Леа. – Кстати, как они устроились, наши молодые?
– Дома у них что-то мрачновато, – пискнула госпожа Пелу. – Мрачновато! Сиреневые ковры! Сиреневые! Ванная – чёрная с золотом. Гостиная без мебели, полная китайских ваз с меня толщиной. И что в результате? Они всё время толкутся в Нёйи! Впрочем, скажу без хвастовства, малышка обожает меня.
– У неё ещё не было нервных припадков? – спросила Леа участливо.
Глаза Шарлотты Пелу сверкнули:
– У неё – нервные припадки? Это исключено, мы имеем дело с крепким орешком.
– Кто это – мы?
– Прости, милочка, привычка… Это незаурядный ум, так бы я выразилась. Она может отдавать распоряжения не повышая голоса, она способна выносить колкости Ангела и глотать оскорбления не моргнув глазом… Я всерьёз спрашиваю себя, не может ли это в будущем стать опасным для моего сына. Я боюсь, Леа, я боюсь, что ей удастся подавить всю его оригинальность, всю его…
– Что? Так она прибрала его к рукам? – прервала подругу Леа. – Выпей ещё коньяку, Шарлотта, мне подарил его Спелеев, ему семьдесят четыре года, он не повредит и младенцу…
– Прибрала к рукам – не то слово, но он стал какой-то… какой-то… невоз…
– Невозмутимый?
– И знаешь, когда он узнал, что я собираюсь навестить тебя…
– Как, он знает, что ты у меня?
Кровь бросилась в лицо Леа, и она прокляла свой пылкий темперамент и посетовала, что в её маленькой гостиной слишком светло. Госпожа Пелу, нежно глядя на Леа, наслаждалась её смущением.
– Ну конечно, знает. И не надо так краснеть, милочка. Ты ведь не девочка!
– Скажи лучше, как ты узнала, что я возвратилась?
– Господи, Леа, не задавай глупых вопросов. Тебя же видели везде…
– Понятно, ну а Ангел? Ты, значит, сообщила ему об этом?
– Нет, дорогая, это он мне сообщил.
– Ах, он… Забавно.
Леа чувствовала, что сердце её колотится чуть ли не в самом горле, и не решалась произносить длинные фразы.
– Представь себе, он даже сказал мне: «Госпожа Пелу, вы доставите мне большое удовольствие, если зайдёте навестить Нунун». Мой мальчик так привязан к тебе!
– Очень мило!
Госпожа Пелу раскраснелась и, казалось, целиком подпала под действие коньяка, она говорила как во сне, покачивая головой. Но её золотисто-коричневые глаза были ясными, острыми и подстерегали Леа, которая продолжала сидеть прямо, словно обороняясь от самой себя, не зная, откуда ждать удара…
– Да, это и мило, и вполне естественно. Мужчина не может забыть такую женщину, как ты, моя милая. И… если хочешь знать моё мнение… Тебе стоит только пальцем пошевелить…
Леа положила руку на плечо Шарлотты Пелу.
– Я не хочу знать твоего мнения, – сказала она мягко.
У госпожи Пелу опустились уголки рта.
– О! Я понимаю тебя и одобряю, – сказала она мрачно. – Раз ты уже устроила свою жизнь по-другому… Мы ведь даже не успели поговорить о тебе.
– Разве?
– Так ты счастлива?
– Счастлива.
– Большая любовь? Прекрасное путешествие? Какой он из себя – милый? Покажи мне его фотографию.
Леа, успокоившись, засветилась улыбкой и отрицательно покачала головой:
– Нет, нет, я ничего тебе не скажу. Дознавайся сама!.. Где твои ищейки, Шарлотта?
– Я никому не доверяю, – возразила Шарлотта. – Возможно, кто-то и шепнул мне… что тебя вновь постигло разочарование, что у тебя были большие неприятности, в том числе денежные… Нет-нет, ты же знаешь, как я отношусь к сплетням.
– Кому же и знать, как не мне! Дорогая Шарлотта, ты можешь покинуть меня со спокойным сердцем. И успокой всех наших друзей. Пожелай им получить хотя бы половину той прибыли, которую я получила от нефтяных разработок с декабря по февраль.
Хмельной туман, который несколько смягчил черты лица госпожи Пелу, мгновенно рассеялся, она быстро повернула к Леа совершенно прояснившееся, сухое и озабоченное лицо:
– Ах, так ты занялась нефтью! Как же я сама не догадалась! И ведь ты ничего мне не сказала!
– А ты меня и не спрашивала… Ты думала только о своей семье, что вполне естественно.
– К счастью, я не забывала и о своей угольной компании, – чуть приглушенно пропела труба.
