Виктория Холт - В разгар лета
— Хочешь осмотреть?
— Мне бы очень хотелось, — сказала Френсис. — Что бы я из него сделала!
Так я показала им дом. Мы дошли до самого верха.
Осталась последняя комната, к которой вела небольшая лестница.
— Что там, наверху? — спросила Френсис.
— Кабинет дяди. Он вне досягаемости, никому не позволяется входить туда, кроме тети Амарилис, которая убирает комнату.
— Она сама убирает ее?
— Да, дядя не хочет впускать туда больше никого.
Он говорит, что слуги портят вещи. Исключение делается только для тети Амарилис, она убирает там два раза в неделю.
— Как это странно. Там, наверное, хранится что-то важное?
— О, только его архивы и документы, но комната всегда заперта. А там мансарды для слуг.
Мы спустились вниз и скоро заговорили о коронации и о том, какое оживление внесла новая королева в жизнь страны.
Я еще не спала, когда Елена вернулась с бала. Я села на кровати и посмотрела на нее. Она вся светилась от счастья.
— Все прошло чудесно! Герцог и герцогиня были там, и они приняли меня очень любезно. Папа и мама говорили с ними, они все довольны. Все в порядке, Аннора! Все устроилось. Джон официально просил моей руки. Об этом будет объявлено в газетах через день-два. Я думаю, венчание состоится, как только будут завершены все приготовления. Аннора, ты должна остаться на венчание.
— Как удивительно! Просто сказка!
— Гадкий утенок, который превращается в лебедя.
— Нет, принцесса, которая не знает, как она красива, пока не появляется принц и не говорит ей об этом.
— О, Аннора, ты говоришь такие чудесные вещи.
Я рада, что ты здесь, ты принесла мне счастье!
— Какая ерунда! Ты сама его добилась. Теперь вам с Джоном только «жить-поживать и добра наживать».
— Я не хочу спать! Мне хочется только лежать и думать об одном.
Мне тоже не удалось уснуть. Я лежала и слушала, как она рассказывает о прибытии на бал, о благосклонном приеме со стороны герцога и герцогини, и каждый выражал уверение, что это самая замечательная пара, которую он когда-либо видел.
* * *Мне не удалось увидеть миссию Френсис Крессуэл, потому что неожиданный удар обрушился на нас.
Это произошло спустя два дня после бала, посвященного коронации. Когда я спустилась к завтраку, то увидела тетю Амарилис и Питеркина, которые были поглощены чтением утренних газет.
— Интересно, кто это может быть? — говорила тетя.
— Сказано, «видный и уважаемый политический деятель».
— Думаю, его имя скоро станет известно?
— Они держат это в тайне, чтобы возбудить у публики интерес. А что думает папа?
— Вряд ли он что-то может знать о таком человеке.
— О ком идет речь? — спросила я.
Питеркин, который как раз в это время брал для себя что-то с сервировочного столика, ответил:
— Настоящий скандал! Кто-то попал в переделку.
Что ты будешь есть, Аннора? Ветчина очень вкусная.
Газеты полны подробностей. Прошлой ночью этого человека поймали с женщиной очень сомнительной репутации. В ее комнате разразился скандал, а другой… заявивший, что является ее мужем, стал разбираться с ним. Вызвали полицию и всех арестовали.
— Ненавижу такие вещи, — сказала тетя Амарилис. — Такая грязь!
— Невидимая для других сторона жизни время от времени дает о себе знать, — сказал Питеркин. — Между прочим, Аннора, тебя устраивает пятница, чтобы посетить миссию Френсис?
В этот же день газеты сообщили имя человека, о котором уже говорили все.
Я услышала выкрики мальчишки-газетчика на улице и сбежала вниз, чтобы узнать новость. Один из слуг уже нес газету, и у него были такие глаза, как будто они готовы выскочить из орбит.
— Кто это? — крикнула я.
— Они назвали его, мисс. Это невероятно… но это мистер Джозеф Крессуэл.
Я не могла поверить своим ушам. Такое не могло быть правдой, здесь какая-то ошибка.
Тетя Амарилис была совершенно расстроена. Она все время твердила:
— Это опечатка. Они написали не то имя. Только не этот милый, добрый, умный мистер Крессуэл. Должно быть, какой-то другой Крессуэл.
Мы все были убеждены, что произошла какая-то ошибка, и ждали дядю Питера, чтобы узнать его реакцию. Когда он явился, все собрались вокруг него.
Он выглядел потрясенным и повторял то же, что и мы:
— Это, несомненно, ошибка. Это не может быть Правдой.
— Как же у них оказалось его имя? — спросил Питеркин.
— Единственное, что приходит мне на ум, что настоящий виновник назвал не свое имя, а первое, которое пришло ему в голову В конце концов, его имя широко известно в обществе.
Тетя Амарилис облегченно вздохнула:
— Конечно, это все объясняет. Ты попал в самую точку, Питер.
— Я надеюсь, что это недоразумение, — сказал дядя Питер, — но оно уже причинило ему немало вреда.
— Но ведь, если будет доказано, что его имя употреблено случайно, он, наоборот, поднимется в глазах общества, потому что ему причинили вред, предположила я.
— Дорогая моя, — ответил дядя Питер, — это всего лишь мое предположение.
Но вышло совсем не так. Человек, который был замешан в том, что газеты назвали «скандалом в публичном доме», был действительно Джозефом Крессуэлом. История звучала так: его экипаж сбил на Пэнтон-стрит молодую женщину. Он вышел убедиться, что с ней все в порядке, и, поскольку она показалась ему слишком потрясенной, проводил ее домой.
Он действительно вошел в ее комнату, но провел там не более пяти минут, как вдруг туда ворвался мужчина и обвинил его в аморальном поведении.
Я поверила. История показалась мне правдоподобной. Поскольку экипаж, в котором он ехал, сбил женщину, простой вежливостью было довести ее до дома. Мне легко было представить, как это случилось.
Конечно, Крессуэл отвел ее, чтобы убедиться, что не осталось никаких болезненных последствий, но в какую ужасную ситуацию он попал!
Молодую женщину звали Хлоя Кит, она была известна как проститутка. Ее квартира соседствовала с мужским клубом не очень хорошей репутации, а мужчина, который ворвался в комнату, не являлся мужем Хлои, но, по ее словам, был близким другом.
Было похоже на то, что этот шантаж становится неординарным событием. В конце концов, это была не такая уж необычная ситуация, но она получила такую широкую огласку потому, что в ней был замешан хорошо известный политик. Он должен был предстать перед судом.
— Безумие, — говорил дядя Питер, — провожать домой такую девицу.
— Он же не видел в этом ничего дурного, — отвечала тетя Амарилис. Джозеф должен был это сделать, поскольку именно его экипаж сбил ее.
