Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта
Добежав до этой боковой двери, я обнаружила, что она заперта, но ключ торчал в скважине, а засов был только один, внизу. Я открыла дверь, и, все еще подгоняемая безумным страхом, которого не могла бы объяснить даже себе, побежала прочь от этого дома в том направлении, где, как я знала, находились конюшни и стояли автомобили.
Я миновала бассейн и помчалась вдоль высокой тисовой изгороди, но вдруг угодила прямо в руки какого-то человека.
У меня вырвался крик ужаса, но когда его руки обхватили меня, я поняла, что это Дэвид.
— Саманта! — взволнованно сказал он. — Что случилось?
— О, Дэвид… Дэвид! — повторяла я прерывающимся голосом, не в силах перевести дух. — Пожалуйста, увези меня отсюда… Я не могу здесь оставаться! Не могу!..
— Но что случилось? В чем дело? — снова спросил он.
Я уцепилась за него и никак не могла успокоиться, боясь, что он уйдет.
— Увези меня отсюда! — снова закричала я. — Он попытался пробраться ко мне в спальню через балкон!
— О ком ты? — спросил Дэвид, но прежде, чем я успела ответить, продолжил: — Надо ли спрашивать? Я должен был догадаться, что эта свинья попытается выкинуть что-либо подобное!
Он крепко прижимал меня к себе, и от этого я чувствовала себя в безопасности. Страх прошел, но я все еще никак не могла унять дрожь.
— Куда ты бежала? — спросил Дэвид.
— Не знаю, — ответила я. — Я просто хотела убежать… Он напугал меня.
— Я сейчас же отвезу тебя обратно в Лондон, — сказал Дэвид и добавил в бешенстве: — Не нужно было нам сюда приезжать!
Я ничего на это не ответила, и он, все еще обнимая меня за плечи, повел меня через сад к конюшням, где находилась стоянка автомобилей.
Кругом не было ни души, и Дэвид выкатил свой «бентли».
— Садись, — сказал он. — Но послушай, я ведь не могу везти тебя в Лондон в таком виде.
Только сейчас до меня дошло, что на мне нет ничего, кроме пеньюара и ночной рубашки.
— Я… я не могу вернуться туда, в спальню, — проговорила я дрожащим голосом.
— Конечно нет, — сказал Дэвид. — Но не бойся, Саманта, теперь все будет в порядке.
— Ты… все еще… сердишься на меня? — спросила я.
Он помолчал с минуту, а потом сказал:
— Я чувствую, что вел себя с тобой не лучшим образом. Ты простишь меня, моя дорогая?
— Конечно, — быстро отозвалась я. — Просто мне было так горько… А тут еще лорд Рауден напугал меня, и вообще все было так… ужасно!
При этих последних словах голос мой задрожал.
Дэвид взял меня за руку.
— Тебе холодно, — ласково сказал он. — Я пойду раздобуду твою одежду, а потом мы уедем в Лондон.
Не говоря больше ни слова, он повел машину к той части дома, где находилась кухня. Там Дэвид остановился, а затем наклонился и поцеловал меня в губы.
— Ничего не бойся, моя прелесть, — сказал он. — Мне понадобится некоторое время, чтобы забрать твои вещи, но тут ты будешь в полной безопасности, пока я не вернусь.
Он исчез в глубине дома. А мне больше не было страшно. Более того, я даже не чувствовала холода и была безмерно счастлива, потому что Дэвид снова поцеловал меня.
Раздумье тринадцатое
С тех пор, как я последний раз видела леди Мэлдрит, она еще больше стала походить на хорошенького попугая.
Появление Джайлза привело ее в восторг, и она сразу же заворковала:
— Как мило с вашей стороны, что вы пришли и привели с собой маленькую Саманту.
Я выше ее, по меньшей мере, на шесть дюймов, и не могу отделаться от чувства, что слово «маленькая» скорее относится к моему общественному положению, нежели к моему росту.
Гостиная, когда она не набита гостями, выглядит весьма впечатляюще, а цветы, в основном оранжерейные и очень дорогие, расставлены необычайно живописно. Я надеялась, что встречу кого-нибудь из знакомых, но хотя многие лица известны мне по фотографиям в журналах, среди этих господ нет ни одного, с кем я когда-нибудь общалась лично.
Князь Вецелоде из России разочаровал меня. Он очень высок, и в молодости был, наверное, довольно красив, но сейчас ему уже за пятьдесят.
— А что делает князь после революции? — спросила я человека, стоящего рядом со мной. Я никогда не слыхала его имени, но знаю, что он член парламента.
— Моет посуду в каком-нибудь третьеразрядном ресторане, — ответил он.
На лице моем отразилось удивление, и он добавил:
— Мы не должны над этим смеяться. Русская аристократия пережила трудные времена за последние одиннадцать лет, с тех пор, как сбежала от большевиков за границу.
— Однако у этого князя вполне процветающий вид, — возразила я, заметив крупную жемчужину в его галстуке и бриллиантовые запонки в рукавах белоснежной рубашки.
Мой собеседник рассмеялся.
— За это он должен благодарить вафли Уайлфри, — сказал он и, видя, что я жду объяснений, добавил: — Это все княгиня, вон та маленькая толстая женщина с крашенными волосами, которая беседует с нашей хозяйкой. Она была в девичестве мисс Уайлфри, и пакетик их знаменитых вафель можно видеть на столе каждого американца во время завтрака.
Я рассмеялась, а потом заметила:
— Кстати, разговор о вафлях напомнил мне, что я ужасно проголодалась. По-моему, уже давно подошло время ужина.
Дело в том, что мы сегодня весь день работали без перерыва на ленч, потому что у Джайлза срочный заказ, который он обещал выполнить в рекордно короткое время.
Мне бы хотелось, чтобы издатели вели себя более ответственно и решали, что им нужно, не в самый последний момент. У них всегда начинается жуткая спешка, когда журнал уже на подходе. Странное выражение, на мой взгляд!
Мой собеседник что-то подсчитал.
— Нас двадцать девять, — сказал он. — А я полагаю, что за столом должно быть равное число гостей, так что наверняка ждут кого-то еще.
В этот момент в гостиную вошел новый гость, и я сразу поняла, кто он. Сердце у меня подпрыгнуло, а потом словно бы перекувырнулось несколько раз, и у меня возникло тошнотворное ощущение, что я вот-вот упаду в обморок. Это был Дэвид! Единственный, кого я не ожидала встретить здесь сегодня вечером. Мне захотелось убежать, спрятаться. Я не могла придумать, что я ему скажу!
Раздумье четырнадцатое
Говорят, когда человек тонет, то за несколько секунд перед его глазами проходит вся его жизнь. Я знаю, что когда Дэвид пару минут назад вошел в гостиную Мэлдритов, со мной произошло то же самое. Конечно, передо мной промелькнула не вся жизнь, но все то, что случилось в течение всей той злополучной недели до его отъезда в Америку.
Он был так нежен со мной, когда мы ехали в Лондон из Брэй-парка, что мне показалось, будто все наши недоразумения позади.