Барбара Картленд - Любовь среди руин
Его не удивило, когда он нашел ее крепко спящей.
Имам оставил на стопе зажженную свечу.
При свете свечи герцог заметил, что девушка спит, по-детски уткнувшись в подушку и подложив руку под щеку.
Она выглядела очень красивой, очень молодой и очень невинной.
Герцог довольно долго смотрел на нее, потом осторожно снял с нее ботинки.
Наконец герцог разулся сам и устроился рядом с девушкой на тахте.
Она даже не пошевелилась, и он понял, что она спит крепким сном совершенно измученного человека.
Герцог ясно понимал, каких усилий стоило ей напугать и обратить в бегство бандитов; при этом она очень боялась, что те, вместо того чтобы убежать, нападут на нее.
Герцог потушил свечу и усмехнулся, подумав, что, расскажи он друзьям, как находился ночью подле самой красивой девушки на свете и даже не притронулся к ней пальцем, они бы не поверили ему.
Герцог решительно отогнал такие мысли и попытался заснуть.
Мимоза проснулась как от толчка.
Солнце заливало комнату, поэтому она догадалась, что уже поздно.
Сначала девушка никак не могла понять, где она.
Но, когда Мимоза оглядела комнату, воспоминания о событиях предыдущего дня нахлынули на нее.
Последнее, что она помнила, — как герцог внес ее в дом.
Интересно, где он сейчас.
Девушка повернулась и внезапно сообразила, что подушки на другой стороне тахты смяты, а на той, что лежала в изголовье, остался след от головы герцога.
» Неужели он действительно спал рядом!«— подумала она и залилась румянцем от одной этой мысли.
Невероятно!
Но ведь все происходящее с тех пор, как она оказалась в Тунисе, было невероятным!
Она села, увидела свои ботинки, аккуратно поставленные у тахты, и догадалась, что разул ее, должно быть, герцог.
Она опять покраснела.
На стене между двумя картинами висело зеркало.
Она взглянула на себя и ужаснулась тому, в каком беспорядке ее волосы. Она попыталась пригладить их и уложить при помощи немногих оставшихся у нее шпилек.
Потом открыла дверь комнаты, надеясь найти место, где можно умыться.
Это оказалось совсем нетрудно, поскольку в соседней комнате обнаружились таз и большой кувшин, полный воды.
Мимоза вымыла лицо и руки и нашла полотенце, чтобы вытереться, потом решила осмотреть все вокруг.
Далеко идти ей не пришлось: в другом конце узкого коридора она различила голоса.
Открыв дверь в комнату. Мимоза увидела герцога и имама, завтракавших за столом.
Когда она вошла, те встали.
Имам обратился к ней по-французски:
— Бонжур, мадам, я надеюсь, вы хорошо спали.
— Я очень вам благодарна, — сказала Мимоза. — Я так устала, что не смогла бы сделать еще и шага!
Имам улыбнулся и подвинул ей стул.
— Поешьте, — сказал герцог. — Святой отец так добр, что разрешил нам присоединиться к его полуденной трапезе.
Мимоза была голодна. Она с удовольствием отведала йогурта, который, как она знала, подавали в каждом тунисском доме. С удовольствием попробовала она и какое-то национальное блюдо, которое ей предложили после йогурта.
Был также подан мятный чай — традиционный для всех арабских стран напиток.
Мимоза поняла, что герцог торопится уехать: он отправился за лошадьми, не дожидаясь, пока она закончит есть.
Они горячо поблагодарили имама за его гостеприимство, а герцог оставил на столе значительную сумму» для тех, кто молится в мечети «.
И вот они опять отправились в путь.
Они ехали быстро, но Мимозе казалось, будто прошло много времени, прежде чем они снова увидели акведук; она поняла, что скоро они доберутся до столицы Туниса.
Действительно, еще не было и пяти часов пополудни, когда они поднялись по крутому склону Сиди Бу Сайда и достигли виллы.
— Вот мы и вернулись! — радостно воскликнула Мимоза.
Они с герцогом едва ли перекинулись хоть словом с того момента, как покинули дом имама.
— Вам надо пойти отдохнуть, — посоветовал он.
Именно этого девушке и хотелось.
Ее пугала сама мысль о необходимости объяснять Сюзетте, где они были и что с ними произошло.
Как только они вошли в дом, их радостно приветствовал Жак.
Минутой позже показался Дженкинс, торопливо спускавшийся по лестнице.
— Мы не ожидали вашу светлость назад так скоро! — заявил он.
— Позже узнаете, почему так получилось, — сказал герцог. — Мисс Тайсон очень утомлена и должна немедленно отправиться отдыхать.
— Конечно, — согласился Дженкинс и побежал вверх по лестнице, чтобы открыть дверь перед медленно поднимавшейся по ступеням Мимозой.
Девушка ожидала в любой момент услышать голос Сюзетты.
Однако когда горничная пришла, чтобы помочь ей раздеться, она сказала:
— Боюсь, мадемуазель, у нас плохие новости о мадам Бланк.
— Плохие новости? — переспросила Мимоза.
— Она вчера так разболелась, что мы послали за доктором. А он сказал, что она страдает не от мигрени, у нее лихорадка!
Мимоза удивленно смотрела на горничную, и та продолжала:
— Они забрали ее в больницу, там ее будут лечить.
— Мне ужасно жаль, — только и сумела произнести Мимоза.
На самом же деле она почувствовала облегчение.
Теперь ей не придется разговаривать с Сюзеттой и не надо будет рассказывать той обо всем случившемся с ними; сейчас девушка мечтала только об отдыхе.
Мимоза проспала три часа.
Она проснулась, чувствуя себя намного лучше, и позвонила.
— Я спала, — зачем-то сказала она, когда явилась горничная.
— Мсье герцог велел нам не беспокоить вас и дать вам отдохнуть. Он велел подать ужин в девять часов и надеется, что вы присоединитесь к нему, если будете чувствовать себя достаточно хорошо.
Мимоза вскочила с постели.
— Я чувствую себя отлично, — сказала она, — но я хотела бы принять ванну.
Это причинило бы массу беспокойства в обычном французском доме, однако граф Андре побеспокоился о своем комфорте весьма обстоятельно.
Он устроил ванную рядом с комнатой, в которой сейчас спала Мимоза.
Холодная вода поступала из водопровода, весьма современного, по мнению Мимозы.
Горячую воду носили снизу по лестнице.
После ванны с душистыми солями Мимоза оделась в самое нарядное вечернее платье.
Когда она спустилась вниз, ее глаза сияли от волнения.
Она страстно желала снова видеть герцога и снова говорить с ним.
Она только ужасно боялась, что после их неудачной поездки он постарается уехать как можно скорее.
Одетый в вечерний костюм, герцог ждал ее в гостиной, выходящей в сад.
Когда она вошла в комнату и остановилась у двери, оба они некоторое время молчали.
Наконец он спросил своим звучным голосом:
