Джулия Куин - Невинное развлечение
— И в кофе, если мне приходится его пить. Чай — это нечто совсем особенное.
Оливия передала ему его чашку и занялась своей. Было что-то успокаивающее в привычных движениях. Ее руки просто знали, что надо делать. Беседа тоже шла по накатанному пути. Простая и незамысловатая, она между тем помогла ей восстановить душевное равновесие. Причем настолько, что к тому времени, как он сделал второй глоток, она была готова разрушить мирную атмосферу чаепития, спросив с милой улыбочкой:
— Вы знаете, что говорят о вас? Что вы убили свою невесту.
Он поперхнулся, что доставило ей большое удовольствие, но быстро оправился и ответил спокойным, ровным голосом:
— Неужели?
— Представьте себе.
— А они говорили, как я ее убил?
— Нет.
— А когда?
— Возможно, и говорили, — солгала она, — но я особенно не прислушивалась.
— Хм-м. — Казалось, он задумался. Зрелище было обескураживающее. Этот высокий мужественный мужчина сидит в гостиной ее матери, на неудобном стуле в египетском стиле, с чашечкой чая в руке и, по-видимому, размышляет о том, насколько нелепо выглядит обвинение его в убийстве своей невесты.
Он отпил глоток чая.
— А кто-нибудь упомянул ее имя?
— Имя вашей невесты?
— Да, — ответил он обычным тоном, будто они обсуждали погоду или шансы на победу любимой лошади на второй день скачек на ипподроме в Аскоте.
Оливия чуть тряхнула головой и поднесла к губам чашку.
Он на мгновение закрыл глаза, потом посмотрел ей в лицо и покачал головой с печальным видом:
— Она теперь покоится с миром, и это все, что важно.
Оливия не просто поперхнулась чаем. Пытаясь выдохнуть, она выплеснула его изо рта фонтаном прямо на стол. А он рассмеялся. Негодяй.
— Господи, я давно так не смеялся, — сказал он, вытирая выступившие на глазах слезы.
— Вы невыносимы.
— Вы обвинили меня в убийстве!
— Ничего подобного. Я просто пересказала то, что кто-то говорил.
— Ах да, — насмешливо ответил он. — Это, конечно, очень большая разница.
— Я это сказала для вашего сведения. Я в это не верю.
— До глубины души тронут вашей поддержкой.
— Это не поддержка, — резко сказала она, — а всего лишь здравый смысл.
— Вы поэтому следили за мной?
— Я не… — Господи, ну почему она все еще это отрицает? — Да, следила. Разве вы не сделали бы то же самое?
— Для начала я мог бы вызвать констебля.
— «Для начала я мог бы вызвать констебля», — передразнила она его голосом, которым обычно говорила со своим братом.
— А вы вспыльчивы.
Она взглянула на него сердито.
— Ладно. Вы по крайней мере обнаружили что-нибудь интересное?
— Да. Обнаружила.
Он подождал, а потом попросил:
— Расскажите, прошу вас. — От Оливии не ускользнули нотки сарказма, прозвучавшие в его голосе.
— Объясните, почему вы были в шляпе.
Он посмотрел на нее так, будто она сошла с ума:
— О чем вы говорите?
— О шляпе. — Она подняла руки и описала вокруг головы нечто, напоминающее головной убор. — Она была смешная, с перьями. И вы сидели в ней в доме.
— Ах, это. — Гарри подавил смешок. — На самом деле я надел ее специально для вас.
— Вы не знали, что я стою за занавеской.
— Простите меня, но я знал.
От смущения у нее приоткрылся рот.
— Когда вы меня видели?
— С того момента, как вы встали у окна. — Гарри пожал плечами, будто говоря: «Попробуйте возражать». — Вы не так хорошо умеете прятаться, как думаете.
Она отпрянула. Это было нелепо, но ему показалось, что она почувствовала себя оскорбленной.
— А бумаги, которые вы сжигали? — потребовала она.
— Разве вы никогда не бросаете в огонь ненужные бумаги?
— Но ведь не с такой поспешностью.
— Это тоже было сделано исключительно ради вас. Вы так старались, что я решил вас вознаградить.
— Вы…
Она так задохнулась от возмущения, что не могла закончить предложения. Поэтому он небрежно добавил:
— Я был почти готов вскочить на письменный стол и станцевать джигу, но подумал, что это все же было бы слишком нарочито.
— Вы все это время смеялись надо мной.
— Ну… — Он немного подумал. — Пожалуй, да.
Она была в ярости, и он вдруг решил, что надо бы извиниться. Когда у женщины такое лицо, мужчина должен почувствовать раскаяние. Ведь он загнал ее в тупик.
— Позвольте напомнить вам, что это вы шпионили за мной. Если кто-то и пострадал, так это я.
— Полагаю, вы мне уже отомстили. — Она гордо вскинула подбородок.
— Насчет этого не знаю, леди Оливия. Думаю, пройдет немало времени, пока мы сквитаемся.
— Что вы задумали?
— Ничего, — усмехнулся он. — Пока.
Она фыркнула, и он решил нанести решающий удар.
— Между прочим, я никогда не был обручен.
Она смутилась от неожиданной перемены темы.
— Вы говорили… об убитой невесте, — сказал он.
— Значит, она не была убита?
— Начать с того, что и живой она никогда не была.
Она кивнула, а потом спросила:
— Зачем вы ко мне пришли?
Разумеется, Гарри не собирался говорить ей, что она — его задание и он должен будет проследить за тем, чтобы она невольно не совершила измены. Поэтому он просто сказал:
— Мне показалось, что с моей стороны это будет данью вежливости.
В ближайшие недели ему придется проводить с ней много времени. Если не совсем с ней, то по крайней мере в ее ближайшем окружении. Он уже не подозревал ее в том, что она следила за ним по какой-то гнусной причине. Все же ему следовало быть осторожным. История о мертвой невесте была просто смехотворной, но это была именно та причина, по которой скучающая дебютантка могла следить за соседом.
Впрочем, он мало что знал о скучающих дебютантках.
Но по-видимому, скоро узнает.
Он улыбнулся ей. Все оказалось гораздо забавнее, чем он ожидал.
У нее был такой вид, будто она все же сердится, и ему даже почему-то хотелось, чтобы это было так. Ему гораздо больше нравилось, когда ее лицо выражало какие-то эмоции. На музыкальном вечере у Смайт-Смитов она была непреклонно сдержанной. За исключением нескольких всплесков гнева, ее лицо было лишено всякого выражения.
Это действовало ему на нервы. Это было похоже на нестерпимый зуд.
Она предложила ему еще чаю, и он согласился, довольный тем, что можно продлить визит. Пока она разливала чай, в гостиную вошел дворецкий с неизменным серебряным подносом.
— Леди Оливия, — провозгласил он, — это для вас.
Он наклонился, чтобы леди Оливия могла взять с подноса карточку. Она выглядела праздничной — была перевязана ленточкой с печатью.
