Карен Рэнни - Как избежать соблазна
Если бы кто-нибудь, например старейший из живущих на земле или, быть может, мудрейший, пришел и задал ей один вопрос: кем она хочет быть сейчас, именно в этот момент, она бы сказана правду. Свободной, сказала бы она кратко, но емко.
Возможно, она бы оделась в стиле, бывшем в моде двадцать лет назад, – длинное полотно ткани, присобранное под грудью и ниспадающее до пола. Она бы украсила волосы простой лентой, чтобы не дать им падать на лицо, и защитилась бы от солнца зонтиком или шляпкой. Туфли ее были бы из мягкой кожи, чтобы ногам было в них удобно. Под платье она надела бы лишь тонкую сорочку. Никакого корсета, никакой шнуровки, ничего стесняющего движения. Она не занималась бы ничем, кроме того, что ей мило. Делала бы наброски растений, созданных Богом, или дивилась проходящему дню от сияющего великолепия рассвета до тонких оттенков сумерек. Со своей вновь обретенной свободой она бы наслаждалась жизнью, удивляя всех, кто знает ее. Она бы пела во всю мощь своих легких, когда ей хотелось бы петь. Ела бы то, что нравится, и пила бы херес по утрам и чай в полночь. Она бы по-доброму смеялась над другими, если бы ей приходила в голову такая фантазия. И не скупилась бы на похвалу и деньги.
Но самое главное – она любила бы без оглядки и танцевала под шум ветра.
Она была бы счастливейшей из смертных, человеком со своими достоинствами и недостатками, она была бы такой, какая есть. Теперь же она вынуждена притворяться, не быть собой, ибо того требуют законы выживания.
Джиллиане не хотелось находиться здесь, но ее присутствие обязательно. Бальное платье было подготовлено для нее почти без ее участия. Оно было розовым – не тот цвет, который она бы выбрала сама. Но все равно Джиллиана была благодарна доктору Фентону за доброту.
Или ей следует быть благодарной графу?
Она украдкой взглянула на него и тут же отвела глаза, чтобы он не заметил. Ревность – совершенно безрассудное чувство, тем более что у нее нет причин ревновать. Свет отнюдь не счел бы ее чувства благоразумными или мудрыми. Ведь этот мужчина никогда не будет ей принадлежать.
«Милостивый Боже, прошу, помоги мне. Пожалуйся, помоги мне понять, что есть вещи, которые мне недоступны. Дай мне почувствовать всем сердцем, всей душой, что желать, чтобы обстоятельства были другими, так же бессмысленно, как желать луну с неба».
Возможно, когда-нибудь она встретит любовь. Возможно, когда-нибудь у нее будут дети. Если такой день все же наступит, она сделает какой-нибудь великий, благородный жест, дабы поведать всему миру, что мечты могут сбываться и молитвы могут быть услышаны.
Но до тех пор она обречена стоять здесь и наблюдать, как Грант расточает свое внимание всем гостьям Роузмура. Он танцевал так же, как делал все: осмотрительно, сдержанно, с какой-то математической точностью, словно считан шаги в уме.
Он был в перчатках, как и она. Если б они танцевали, но не почувствовал и бы прикосновения ладоней друг друга. Он и были бы осмотрительны и благопристойны. А как насчет того, чтобы смотреть ему в глаза? Она бы отвела взгляд, устремив его на зеркальные стены пли окна, из которых видна терраса, где однажды они стояли и болтали почти как друзья.
Если бы они танцевали друг с другом, их ноги летали бы над отполированным до блеска паркетным полом вместе, в паре, в пристойном, сдержанном и приемлемом слиянии тел.
Колотящемуся сердцу Джиллианы было так тесно, что казалось, словно кто-то туго стянул ей грудь веревкой. У нее было такое чувство, будто она плачет внутри, так что случайный наблюдатель не может этого увидеть. Она злилась и не знала точно, на кого злится: на него ли за то, что он так неотразим, или на себя зато, что ее так легко увлечь.
Грант не сказал ни слова о бале, устраиваемом для того, чтобы представить Арабеллу соседям. Как и не возражал против того, чтобы выкроить несколько часов из своего расписания, каким бы плотным оно ни было. Он даже не воспротивился тому, чтобы быть заново представленным бесчисленным людям, которых знал всю жизнь, но не видел после возвращения из Италии. Не считая похорон Джеймса, он ни разу не был в обществе и мог понять их любопытство к себе. Сегодняшний вечер, хоть и скромный по причине траура, считался, по словам его матери, грандиозным светским событием. Поэтому Грант заставлял себя улыбаться, приветствовать гостей Роузмура и скрывать свое растущее раздражение.
Джиллиана Камерон игнорирует его. Подчеркнуто игнорирует, как будто специально старается ему досадить. Когда бы он ни посмотрел в ее сторону, она отводила взгляд. Когда он направился к ней, поспешно улизнула в другую часть зала.
Кто-то окликнул его, и он недовольно обернулся.
– Прошу прошения, ваше сиятельство, – обратился к нему мужчина, неуклюже поклонившись.
В другое время Грант сказал бы ему, что он, черт побери, не король, и велел бы прекратить раболепствовать. Теперь же он лишь кивнул, прежде чем снова бросить взгляд на Джиллиану.
Несносная женщина.
И Грант переключил свое внимание на Арабеллу. Он подошел к ней, склонил голову, и толпа окружавших ее людей любезно расступилась.
– Потанцуете со мной, Арабелла?
Судя по ее виду, она готова была отказаться, однако все же подала ему руку.
С несвойственным ему ощущением надвигающейся опасности Грант повел ее на середину зала.
Доктор Эзра Фентон наблюдал, как танцует его дочь, не скрывая изумления. Граф касался ее руки, и она, как ни удивительно, позволяла ему это. Арабелла была похожа на ангела, и на лице у нее сияла самая настоящая улыбка. А чуть раньше он слышал, как она смеялась.
Не впервые с тех пор, как граф сделал предложение, доктор подумал о своей дорогой жене. Если бы только она могла видеть изменения последних нескольких лет. Маленькая девочка, которая почти не говорила и боялась темноты, расцвела, превратившись в прекрасную молодую женщину, которая вскоре выйдет замуж за графа.
Арабелла выглядела по-настоящему счастливой этим вечером. Разумеется, ведь она принцесса бала, очаровавшая чуть ли не всех молодых людей. Да и граф кажется довольным, хотя вообще-то это нелегко понять, потому что он редко улыбается.
Как и Джиллиана. Как странно – эти двое на протяжении всего вечера находятся в разных частях бального зала, но выражения лиц у них почти одинаковые.
Ему придется поговорить с Джиллианой. Она не должна забывать, кто она есть – просто компаньонка Арабеллы. Было время, когда она находилась на более высокой ступени общественной лестницы, но теперь это уже не так. Она компаньонка его дочери, а значит, лишь немногим выше, чем прислуга. Она должна сохранять дистанцию между собой и графом. И хотя вполне возможно, что она будет жить в Роузмуре до конца жизни, нельзя допустить, чтобы она вносила в семью разлад.
