Эдит Лэйтон - Постой, любимая
Его слова были встречены смехом и взглядами, выражавшими облегчение.
— Кстати, чем вы занимаетесь в Лондоне, мистер Сент-Айвз? — поинтересовался Паско, вперив в него жесткий взгляд. — Помимо того, что стараетесь сберечь свой нос.
Эмбер выглядела недовольной, а Грейс огорченной. Упоминание носа гостя было невежливым, особенно учитывая состояние этого носа.
— Как видите, мне это не слишком удалось, — улыбнулся Эймиас.
Напряжение ослабло. Но взгляд Паско не смягчился.
— Зато я научился не лезть в чужие дела, — добавил Эймиас. — Что же касается моих занятий в Лондоне, то их немало. Обычно перед завтраком я совершаю верховые прогулки по парку. Затем наношу утренние визиты. После этого боксирую с джентльменом Джексоном либо фехтую с мистером Анджело. Далее следует ленч, после чего я встречаюсь с друзьями в клубе или у них дома. Затем возвращаюсь домой, чтобы переодеться перед обедом в дружеской компании. Ну а вечера я провожу в театре или опере либо в игорном заведении. В общем, не успеешь оглянуться — и уже пора ложиться спать.
Кто-то тяжко вздохнул, очевидно, завидуя. Возможно, юный Тобиас. Или барон.
— Неплохо, — уронил Паско таким тоном, словно подразумевал обратное. — Мы здесь живем проще, работаем тяжелее, но мне нравится такая жизнь. Я плаваю на своей шхуне и ловлю рыбу. Надеюсь, когда-нибудь у меня будут две шхуны.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул барон. — Этот парень далеко пойдет.
— Да, моя жизнь приятна, — сказал Эймиас. — Но мужчине недостаточно одних развлечений. Сейчас я путешествую, однако у меня тоже есть цель в жизни. Я хотел бы осесть где-нибудь у моря. Завести свое хозяйство, создать семью. — Он улыбнулся Тремеллину и взглянул на Грейс.
Она порозовела, как одна из присланных им роз, и потупилась, уставившись на свои колени.
Эймиас снисходительно улыбнулся и, чтобы не смущать девушку, перевел взгляд на Эмбер.
Она сидела с застывшим лицом, но, заметив, что он смотрит на нее, уставилась на свой бокал вина с таким видом, словно в его золотистых глубинах заключались все тайны мира.
— Отличная цель, — одобрительно сказал Тремеллин. — Жизнь у моря никогда не покажется скучной. Воздух чистый, виды прекрасные. Шторма, конечно, причиняют некоторое беспокойство, но, как говорится, если не соваться в штормовое море и не строить дом у прибоя, жить можно. Лично я никогда бы не согласился жить в другом месте.
По столу прокатился согласный гул.
— Полностью с вами согласна, — заявила жена викария. — А ведь я, как вы знаете, родом из Кента. Но я прожила здесь сорок два года и ни на секунду не пожалела об этом.
На этот раз присутствующие разразились аплодисментами.
— А я здесь родился и, надеюсь, умру, — сказал Паско. — А вы откуда родом, мистер Сент-Айвз?
— Из Лондона, как я уже говорил, — ответил Эймиас.
— А ваша семья? — упорствовал Паско, не сводя с него взгляда.
Эймиас склонил голову набок и слегка улыбнулся.
— Я вырос в Лондоне и не знаю другого дома. Но в отличие от вас я готов собрать вещи и перебраться в другое место. Как я уже рассказывал, я ищу родню своей матери и полагаю, что она происходит из этих мест. Это было бы настоящей удачей для меня, не так ли?
Он поднял свой бокал и посмотрел на Грейс. Она сочувственно улыбнулась.
— А разве у вашей семьи нет загородного поместья? — поинтересовался Паско с насмешливым недоверием.
От ответа Эймиаса спасло появление горничной с супницей в руках.
Гости занялись едой, и вопрос Паско был забыт. Эймиас выругался про себя. Как он мог забыть, что джентльмен должен иметь поместье? Он поглощал третью ложку супа, пытаясь придумать, где должно находиться его мифическое поместье и как объяснить, почему он не хочет жить там, как вдруг заметил, что в комнате стало тихо.
Он поднял глаза и обнаружил, что все смотрят на него. Перчатки, понял он. Черт бы побрал эти перчатки! Джентльмены снимают перчатки за едой, и никто не поверит, если он станет утверждать обратное, откуда бы он ни явился: из Лондона или с луны.
— Прошу прощения, — сказал он, отложив ложку и подняв руки. — Мне следовало объяснить с самого начала. Я знаю, что обедать в перчатках не принято, даже в Лондоне при всех его причудах и фантазиях. Но я настолько привык к ним, что просто забыл. Как неучтиво с моей стороны. Видите ли, нос — не единственное, что я научился держать подальше от чужих дел. Меня также научили держать при себе руки. Я дорого заплатил за эту науку.
Поскольку это была чистая правда, Эймиас продолжил более уверенно, с удовлетворением наблюдая за выражением жалости и неловкости, появившимся на лицах гостей.
— Моя рука выглядит не слишком привлекательно. Поэтому я ношу перчатки. Но если вы предпочитаете…
— Боже, конечно, нет, Сент-Айвз! — вскричал Тремеллин. — Это мы должны извиниться. Мы видим подобные вещи каждый день! Это рыбацкая деревушка. Здесь люди постоянно получают увечья. Моя собственная нога вся в рубцах, словно ее секли до крови. Но это от снастей, в которых я запутался, когда учился лазить по канатам… А моя рука… — Он попытался закатить рукав, но тот не продвинулся ни на дюйм. — Ладно, в другой раз, — сказал он, смирившись. — Эту отметину оставила рыба, которая укусила меня, когда я попытался вытащить ее из воды. Я выронил ее как горячий утюг, и она скрылась в море, прихватив кусок моей плоти. Да если за каждый выбитый глаз, оторванную ступню или шрамы, оставленные крючками или линем, давать по одному пенни, то получилось бы…
— …целое состояние, — закончила за него Эмбер. — Ради Бога, мистер Тремеллин, — беспечно сказала она. — Как это ни заманчиво, думаю, это не самое подходящее место для демонстрации шрамов. Потому что, если мы этим займемся, то никогда не закончим с супом и не перейдем к рыбе, с которой вам повезло больше.
Все расхохотались. Тремеллин откинулся назад на стуле, ласково улыбнувшись Эмбер.
— Ты права. Не хватает только, чтобы хозяин дома стал раздеваться за обеденным столом! Так что, мистер Сент-Айвз, у вас нет никаких оснований извиняться. Прошу прощения, — сказал он, окинув всех взглядом. — Я несколько увлекся.
— Насчет куска плоти, вырванного рыбой? — пошутил барон, вызвав общий смех.
— Точно! — отозвался Тремеллин с улыбкой. За супом последовала рыба.
— Ага! — сказал викарий, когда перед ним поставили тарелку. — Кажется, нам подали возмездие Тремеллина?
Гости так смеялись, что давились едой, пока не подали дичь, тоже встреченную шутками. В отличие от Лондона все участвовали в общем разговоре, а не только с теми, кто сидел рядом. Эймиас с любопытством наблюдал за собравшимися. Это не осталось незамеченным.
