Констанция Беннет - Радость пирата
— Ему хуже?
— Нет, не хуже, но и не лучше. Он… — Алекс после некоторого колебания все же решила рассказать обо всем. — Он приходил в сознание. Правда, ненадолго.
— И вы меня не позвали?! — воскликнул Майлз, вскакивая с места.
— Успокойтесь, капитан. Это был всего лишь миг, и попытка заговорить дорого ему стоила. Если бы я позвала вас, неизвестно чем бы для него обернулся разговор.
— Вы все равно должны были послать за мной, — уже тише повторил Майлз, садясь на стул.
— Чтобы убить его? Я знаю, — уже мягче продолжила Алекс, — вам трудно с этим смириться, но разве жизнь вашего друга стоит нескольких минут удовольствия, которое доставил бы вам разговор? Кому это по большому счету было нужно? Вам, а не ему, и вы это знаете.
Все, что она говорила, было правдой, до последнего слова. Майлз хотел поговорить с Джудсоном потому, что в этом нуждался он, Майлз.
— И долго он был в сознании? Он сильно страдал?
— Нет — на оба вопроса. Он был очень слаб, и каждое слово давалось ему огромным напряжением сил.
— Но он был в сознании?
— Абсолютно ясном. На самом деле, — с улыбкой добавила Алекс, — он даже вспомнил, как меня зовут.
— Вас трудно забыть, — тихо сказал Майлз, глядя в добрые глаза Алекс. Между ними словно проскочила невидимая искра. Вдруг смутившись, Майлз отвернулся. — Он сказал еще что-нибудь?
— Он сделал мне довольно смелое предложение, — с веселым кокетством бросила Алекс, и Майлз невольно засмеялся:
— Вот так Джудсон, узнаю старого повесу.
На этот раз Майлз смотрел на Алекс уже без прежнего напряжения, свободнее и легче.
— Когда ему станет получше, он завалит вас такого рода предложениями, будьте уверены.
Как ни старалась Алекс скрыть свое уныние, улыбка ее поблекла.
— Вы все еще не надеетесь на его выздоровление, не так ли? — спросил Майлз.
Избегая отвечать на вопрос, ответ на который прекрасно знали оба, Алекс сменила тему:
— Джудсон передал мне для вас сообщение, капитан. Очень важное для него сообщение.
— Сообщение?
— Да. Тернер сказал, что снова сделал бы то же самое не задумываясь. Он сказал, что в том, что случилось, не было вашей вины.
Майлз замер. Лицо его превратилось в застывшую маску. Через минуту он вдруг резко встал и начал ходить из угла в угол. Остановившись возле стола, он достал из кармана ключи и молча открыл ящик. Достав оттуда бутылку бренди, он вдруг спросил:
— Не хотите выпить, мисс Уайком?
— Нет, благодарю вас, — ответила Алекс, глядя, как Майлз, налив себе почти полный стакан, залпом осушил его. — Простите, что огорчила вас, капитан…
Майлз налил себе еще и сделал глоток, на этот раз подержав бренди во рту, чтобы насладиться вкусом изысканного напитка.
— Я не расстроен.
Алекс грустно улыбнулась, покачав головой. При этом ее шелковистые кудри соскользнули с плеча, рассыпавшись по спине. Майлз неожиданно живо представил себе, как приятно было бы погрузить пальцы в этот мягкий пахучий шелк.
— Вы как-то сказали мне, что я никудышная лгунья. Теперь моя очередь сказать то же самое о вас, капитан. Когда Джудсон передавал мне это сообщение, я видела, насколько он считал его важным для него и для вас. Будьте справедливы к другу и не отрицайте очевидного.
Майлз пристально посмотрел на нее.
— Вы, кажется, хорошо разбираетесь в людях, мисс Уайком, — без злобы сказал он.
— Я могу судить лишь о том, что вижу… или о том, что прочувствовала сама.
Майлз прочел в глазах Александры печаль, печаль не менее глубокую, чем ощущал сам.
— Вы недавно потеряли кого-то из близких, — сказал он, продолжая изучать ее взглядом.
— Мой отец умер прошлой зимой.
— А мать?
— Мама умерла, когда мне было десять лет.
— Тогда кто же о вас заботится?
Алекс усмехнулась:
— Я сама о себе забочусь. И у меня это неплохо получалось до недавних пор.
Майлз, кажется, по достоинству сумел оценить чувство юмора своей собеседницы. Глаза их встретились, и странная дрожь пробежала по телу Алекс. Чтобы прогнать наваждение, она отвернулась, взглянув на Джудсона.
— Вам он очень дорог, не так ли? — спросила она просто так, чтобы не молчать.
— Он мой добрый друг. Мы как братья. — Майлз внимательно посмотрел на Алекс, стараясь понять, как она восприняла его слова. — Вас не удивляет, что у такого человека, как я, могут быть друзья?
— Вовсе нет. Курт готов целовать землю, по которой вы ходите, и Оги тоже готов для вас горы свернуть.
— Сейчас уже нет, — возразил Майлз, усмехнувшись.
— Не понимаю.
— Он объявил себя вашим защитником. В том числе и от меня. Так что теперь наши взгляды во многом не совпадают. Сегодня утром он заявил мне об этом четко и недвусмысленно.
— Уважение мистера Макарди много для меня значит, капитан, но, уверяю вас, он верен прежде всего вам. Более того, вы ему глубоко дороги. В дружбе главное, что она выдерживает любые штормы. Когда мы с вами заключим своего рода… перемирие, Оги переменится к вам.
— А это возможно?
— Что, перемирие? — переспросила Алекс. — Надеюсь, что да. Быть может, дело лишь в том, что уже поздно и мы оба устали, но вы ведете себя по-человечески. С таким Майлзом Кроссом я вполне могла бы ужиться.
Алекс улыбнулась доброй, мудрой улыбкой, и Майлз растаял. Она выглядела немного по-детски в этом не по размеру большом халате. Такая трогательная, маленькая и в то же время такая желанная. Его неудержимо потянуло к ней и, не соображая, что делает, Майлз обнял ее и дотронулся до ее губ губами. Поцелуй был таким томительно-сладостным, что у Алекс на глазах выступили слезы. Она погладила его ладонью по щеке, по жесткой, отросшей за день щетине, и эта шероховатость удивительно контрастировала с нежностью его губ.
Словно заговоренная, Алекс приоткрыла губы, впустив его горячий язык. Низкий стон сорвался с губ Майлза. Он сжал в ладонях ее лицо. Она вся раскрылась ему навстречу, с готовностью отдаваясь его поцелую, целуя его в ответ, словно чувствовала переполнявшую его печаль и жаждала утолить ее… Потом, глядя в ее синие глаза, пытаясь разгадать ее тайну, Майлз с удивлением ощущал в себе новое, теплое чувство. С удивлением он понимал, что готов защищать и оберегать, нежно заботиться об этой хрупкой девушке, такой ранимой, такой доброй, такой невинной…
Но она не была невинной! Так не вовремя пришли ему на ум слова, сказанные доктором Копели. Невинность, доброта — все это бессовестная ложь. Перед ним была лживая притворщица, шлюха в одеждах девственницы! Майлз был далек от того, чтобы избегать общества падших женщин. Он не был ханжой. Он мог бы вполне поладить с Алекс, если бы она не стремилась выдать себя за другую. Его бесило то, что эта девка смогла его одурачить, заставила испытывать к ней чувства, которых не заслуживала, и тут он был бессилен противостоять собственному гневу.
