Виктория Хольт - Король замка
— Всегда к твоим услугам, — холодно ответила я.
Филиппа я встретила в парке. Как мне показалось, он знал, что я гуляю, и вышел специально, чтобы поговорить со мной.
— Поздравляю, — сказал он. — Я только что видел картину. Разительные перемены, картину нельзя узнать.
Я покраснела от удовольствия. В отличие от графа, Филипп искренне радовался моему успеху.
— Мне приятно, что вы так считаете.
— А как можно считать иначе?! Это чудо. Я восхищен… не только картиной, но и вами.
— Вы очень любезны!
— Боюсь, когда вы приехали, я был недостаточно вежлив с вами.
От удивления я не знала, как поступить в такой ситуации.
— Вы не были невежливы, и ваше удивление вполне объяснимо.
— Видите ли, это касалось кузена. Естественно, я не мог принять решение без его ведома.
— Естественно. Вы очень добры, если продолжаете проявлять ко мне столько же участия.
Он нахмурился.
— Я чувствую некоторую ответственность за вас… — начал он. — Надеюсь, вы не пожалеете, что приехали.
— Конечно, не пожалею. Работа обещает быть очень интересной.
— Ах, да… да… работа.
Он заговорил о парке, в котором мы прогуливались, и настоял на том, чтобы я посмотрела скульптурные украшения Лебрена, выполненные им вскоре после фресок в Зеркальной галерее Версаля.
— К счастью, они не пострадали во время революции, — пояснил он, и я почувствовала его благоговение перед всем, что связано с замком. Право, его искренность и простодушие начинали нравиться мне.
Дни текли однообразно. Я рано приходила в галерею и работала все утро. После обеда обычно гуляла в парке и возвращалась до сумерек, которые в это время года наступали в пятом часу. Потом я готовила растворы или читала свои старые записи. Так проходило время до ужина. Ужинала я одна, но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня к себе. Я не могла отказаться и была вынуждена в сотый раз слушать историю ее жизни: что она была дочерью адвоката и ее воспитывали не для работы, что ее отца подвел компаньон и тот умер от разрыва сердца, а она, оставшись без гроша, стала гувернанткой. Рассказанная с жалобными интонациями, эта история нагоняла на меня такую тоску, что я спешно прощалась, возвращалась к себе и усаживалась читать какую-нибудь книгу из библиотеки (Филипп сказал, что граф с радостью позволяет мне пользоваться в замке всем, что может оказаться мне полезным).
В те ноябрьские дни я была в стороне от жизни замка и лишь смутно догадывалась о ней, когда до моей комнаты доносились звуки музыки — иногда знакомой, иногда нет.
Однажды на прогулке я встретила Жан-Пьера. Он тоже был верхом. Доброжелательно поздоровался со мной и спросил, не собиралась ли я их навестить. Я сказала, что собиралась.
— Давайте сначала заедем на сен-вальенские виноградники, потом вместе вернемся.
Я никогда не ездила в сторону Сен-Вальена и поэтому сразу согласилась. К тому же я всегда была рада встрече с Жан-Пьером, меня привлекали его энергия и жизнерадостность. Дом Бастидов без него становился не таким приветливым.
Мы заговорили о приближающемся Рождестве.
— Вы проведете его с нами, мадемуазель?
— Это официальное приглашение?
— Знаете, я не люблю формальностей. Это просто искреннее пожелание, высказанное от имени всей семьи. Почтите нас своим присутствием!
Я сказала, что буду рада видеть семью Бастидов и что с их стороны очень мило пригласить меня.
— Мы действуем из корыстных убеждений, мадемуазель.
Он быстро наклонился ко мне и тронул за руку. Я не придала значения его порывистости, приняв ее за свойственную французам галантность.
— Не стану рассказывать вам о том, как мы обычно встречаем Рождество, — засмеялся он. — Пусть это будет для вас сюрпризом.
Когда мы приехали на сен-вальенские виноградники, меня представили господину Дюрану, управляющему. Его жена принесла вино и печенье. Печенье показалось мне очень вкусным, а Жан-Пьер и господин Дюран принялись обсуждать качество вина. Предоставив меня жене, господин Дюран завел с Жан-Пьером разговор о делах.
Госпожа Дюран многое обо мне знала. Очевидно, замок был главной темой местных сплетен. Что я думаю о замке, о графе? Я отвечала осторожно, и она, решив, что из меня не вытянешь ничего нового, заговорила о своих заботах, о том, как она беспокоится о господине Дюране, потому что он слишком стар для такой изнурительной работы.
— Все заботы, да заботы! После бедствия, которое случилось десять лет назад, в Сен-Вальене не было ничего хорошего, но господин Жан-Пьер — кудесник, и вино Гайара возрождается. Думаю, Его Светлость скоро позволит моему мужу уйти на покой.
— Он должен ждать разрешения Его Светлости?
— Конечно. Его Светлость подарит ему домик. Как я мечтаю хоть немного отдохнуть! Заведу несколько кур и корову… или, может быть, две. И для мужа так будет лучше. Старику это не по силам. Он уже не молод, чтобы управляться с таким хозяйством. Одному Богу известно, побьет ли морозом виноградники? А в дождливое лето всегда много вредителей. Хотя самое худшее — весенние заморозки. Погожий день и вдруг — мороз! Подкрадется, как ночной вор, не оставит нам ни одной виноградины. А если мало солнца, виноград будет кислым. Такая жизнь — для молодых… для таких, как господин Жан-Пьер.
— Надеюсь, вы скоро отдохнете.
— Все в руках Господа нашего, мадемуазель.
— Или Его Светлости, — заметила я.
Она развела руками, словно говоря, что это одно и то же.
Через некоторое время Жан-Пьер вернулся, и мы уехали из Сен-Вальена. По дороге заговорили о Дюранах, и он сказал, что бедному старику уже давно пора на покой.
— Он и вправду должен ждать решения графа?
— Да, — ответил Жан-Пьер. — Здесь все зависит от Его Светлости.
— Вас это возмущает?
— Считается, что время деспотов кончилось.
— Вы можете уехать, он не сможет вам помешать.
— Оставить дом?
— Если вы так ненавидите графа…
— Я произвожу такое впечатление?
— Когда вы говорите о нем, ваш голос становится жестким, и в глазах появляется что-то…
— Это все равно. Я гордый человек. Может быть, слишком гордый. Но эта земля — мой дом, так же, как и его. Моя семья жила здесь веками. Его тоже. Единственная разница в том, что они жили в замке, а мы выросли при замке, но это и наш дом тоже.
— Понимаю.
— Если я не люблю графа, то это, скорее, по традиции. Что для него значит эта земля? Он здесь едва появляется. Предпочитает свой парижский особняк. А нас он не замечает. Мы не достойны его светлейшего внимания. Но он никогда не выживет меня из моего собственного дома. Я работаю на него, потому что это мой долг, но стараюсь не видеть его и не думать о нем. Вы будете чувствовать то же самое, если уже не чувствуете.
