Паола Маршалл - Эмма и граф
— О, вполне с вами согласна, — откликнулась Эмма, понимая, что ведет себя неподобающе, но не в состоянии подавить искушение. — Вы действительно не можете претендовать на святость. Вы очень земной человек, и к счастью.
Это заявление заставило его внимательно всмотреться в насмешливое личико, нежно изогнутые губы, сияющие глаза.
— О Господи! — произнес он, внезапно останавливаясь и забывая о Тиш, уже сильно обогнавшей их.
— Почему вы искушаете меня у всех на виду? Я хочу… Вы должны знать, чего я хочу.
— Да, — сказала Эмма, — но не здесь. И вы не должны позволять Тиш так далеко убегать. Это опасно. Стена не так надежна, как в те времена, когда римляне построили ее.
— К черту Тиш, к черту римлян, к черту все, — мрачно проворчал он, но все-таки отвернулся и зашагал дальше. — А теперь вы испытываете мое терпение. Вы всегда должны говорить и делать то, что правильно?
— Это обязанности гувернантки, милорд. Если гувернантка с ними не справляется, ее немедленно увольняют.
— Я не уволю, — уверил милорд, повеселев. — Скорее, к этому приведет ваше приличное поведение!
Как далеко они зашли! Разве могла прежняя маленькая толстушка даже подумать о том, чтобы перебрасываться шутками со своим божественным героем? Или даже женщина, появившаяся на пороге Лаудвотера всего несколько коротких недель назад! Да она больше и не обожествляла Доминика Ха-стингса, ставшего теперь для нее милордом. Он стал очень земным и все больше становился жертвой самой мирской из слабостей — недозволенной страсти между мужчиной и желанной ему женщиной.
Желает ли она его? Если быть честной, придется ответить «да». Месть, к которой взывало прошлое, уступала перед его мощным мужским обаянием, делившим всех других мужчин неприметными. И если раньше он несколько поверхностно воспринимал мир, время и жизнь изменили это… как и все вокруг… как изменили Эмму.
— Вы молчите, мисс Лоуренс? — спросил он более официально, так как Тиш вернулась сообщить, что они почти догнали остальных. Уже можно было видеть мистера Блэкберна.
— Вы почти не оставили мне возможности ответить, милорд.
— Милорд! Милорд! Неужели так необходимо всегда называть меня моим титулом?
— Так требует этикет.
— Этикет, — сердито ответил он. — Я устал от этикета. Я следовал этикету последние десять лет!
Тиш снова подбежала и схватила отца за руку, так что Эмма не смогла ответить, как требовали ее настроение и желание. Кроме того, компания была совсем близко, и необходимо было вести себя согласно тому самому этикету.
— Мистер Бассет, наверно, устал, — заметила Тиш. — Он сидит на камне.
Он действительно сидел на камне, и вскоре стало ясно, что что-то случилось. Бен Блэкберн бодро насвистывал, но лорд Лаф-тон выглядел серьезным. Одна рука Джона Бассета была подвязана черным шелковым галстуком Блэкберна.
— Что случилось? — воскликнул милорд. — Что вы, черт подери, сделали с собой, Бассет?
— Он обследовал Стену и упал, — объяснил Бен Блэкберн с бодростью человека, не испытывающего боли.
Лицо лорда Лафтона, все еще державшегося поодаль, выражало нечто среднее между озабоченностью и скукой — выражение, подходящее для сочувствия подчиненному.
Бен Блэкберн продолжил печальный рассказ:
— Он или сломал, или растянул правое запястье. Держу пари, что растянул. Некоторое время вы не сможете выполнять секретарские обязанности, а, Бассет?
— Дайте взглянуть. — Милорд опустился на колено, чтобы обследовать поврежденную руку.
Лицо несчастного Джона Бассета побелело как мел.
— Я ничего не мог поделать, милорд, — горестно сказал он. — Дорожка вниз казалась такой безопасной, но…
— …таковой не оказалась, — продолжил Бен Блэкберн, отвратительно бодрый и старательно, как и в течение всего дня, отводящий взгляд от Эммы.
Милорд снял импровизированную повязку, осторожно, даже ласково, обследовал распухшее запястье и пришел к тому же мнению, что и Блэкберн.
— Да, запястье растянуто, не сломано. Но поболит и не позволит пользоваться рукой некоторое время, — сказал милорд, вставая. — Не волнуйтесь, старина. Мы скоро вернемся домой, и вас осмотрит врач. Старайтесь не двигать рукой. Вы поступили разумно, Блэкберн, подвязав ее.
— Как-то сам растянул запястье, — объяснил Бен. — Повязка немного облегчает боль.
— Бедный мистер Бассет, — печально сказала Тиш. — Он не выздоровеет так быстро, как моя кукла, правда, папа?
Это восхитительно мрачное заявление вызвало слабую улыбку Джона Бассета, которому милорд помог встать. Бассет сильно ушибся в нескольких местах, в основном не упоминаемых перед дамами, так что Бен Блэкберн и не стал их упоминать. Он удовлетворился тем, что взял на себя роль рокового вестника, позже подумала Эмма, или скорее актера из старой пьесы, сообщающего об ужасных событиях, происшедших за сценой.
Компания отправилась назад уже не так бодро. Джон Бассет, казалось, немного воспрял духом, но вдруг остановился как вкопанный и обреченно объявил:
— О, милорд, в какой неудачный момент все произошло! Как вы поедете теперь в Киллингворт и Ньюкасл без секретаря?
— Не волнуйтесь, — ответил милорд. — Что-нибудь придумаю, я уверен.
Вскоре компания вернулась к оскорбленно молчавшей леди Кларе, которую несчастье Джона Бассета привело в восторг, поскольку ускорило возвращение к комфорту Лаудвотера.
— Как удачно, — бестактно поделилась она с мисс Стрэйт своими соображениями, когда дамы уселись в экипаж. — Я уверена, что еще пять минут в этой пустыне, и я бы закричала.
— Кричать пришлось бедному мистеру Бассету от боли, — едко заметила Эмма, сделав знак Тиш помолчать.
— А кто такой этот мистер Бассет, чтобы мне беспокоиться о нем? Я понимаю, что один слуга может сочувствовать другому, однако вы меня удивляете. Мне казалось, что ваше расположение направлено в другую сторону… но, возможно, оно распределяется беспорядочно. Очевидно, бесполезно просить Чарда уволить вас за дерзость, — так же едко ответила леди Клара и отвернулась.
— Мне не нравится эта леди, — прошептала Тиш, выходя из экипажа у входа в Лаудвотер. — Повариха сказала, что папа собирается жениться на ней, но я не хочу, чтобы она стала моей мамой, совсем не хочу! Она злая.
И это было самой точной характеристикой леди Клары Лафтон, которую Эмме доводилось слышать.
Милорд вздохнул. Как трудно обходиться без секретаря! Чертовски трудно. Он привык к тому, что Джон Бассет все время рядом, делает заметки, предугадывает желания и пишет безупречные письма, оставляя ему время на управление огромным поместьем, находящимся на грани разорения.
