Мэри Кайе - В тени луны. Том 1
Мистер Бартон по-прежнему занимал пост специального уполномоченного, комиссара Лунджора, района, прилегающего к Оуду, этот пост он получил благодаря влиянию и репутации своего дяди Эбенезера. Он ожидал получить повышение до этого времени на более важный пост, и не колебался, чтобы обвинить нескольких важных политических деятелей и некоторых членов Совета в зависти, преступных намерениях и во всех неблаговидных делах, в которых он, в свою очередь, не был замешан.
Это было время, когда влияние в высших сферах могло заменить отсутствие деловых качеств и таланта для служебной карьеры. Однако сэр Эбенезер не смог бы, да и не хотел больше ничего делать для своего племянника, так как Конвей Бартон имел две слабости, которым предавался с чрезмерной страстью. Вино и женщины.
Какое то время его сильное тело и природное здоровье помогали ему выстоять, однако постепенно потакание своим слабостям и беспутный образ жизни начали брать свое. Только перспектива возможности ухода в отставку, возвращение в Англию и получение огромного состояния не спасали его, так как конечная цель заключалась единственно в накоплении богатства и она уже была так близка, что можно было достать рукой. Он получит все, чего хотел всего лишь с помощью свадьбы, и поэтому нет больше необходимости затруднять себя работой. Время — вот и все, что теперь лежало между ним и исполнением его желаний, и он ждал.
Конвей Бартон презирал все цветные расы и имел обыкновение всех цветных называть «ниггерами». Но отвращение к коричневой коже, как оказалось, не распространялось на женщин этой страны, поочередно менявшихся в маленьком публичном доме, который он построил позади резиденции. Он не отдавал себе отчета, что с каждым прожитым днем тело его все отчетливее отражало его невоздержанность в пьянстве и разврате. Он растолстел, стал тучным и ленивым оттого, что перестал следить за своей физической формой; его когда-то загорелая кожа стала бледной и одутловатой, а некогда золотистые волосы поредели.
Изредка он поглядывал на выступающий живот, сокрушался, что прибавил в весе, но быстро успокаивался, обещал, что он возьмет себя в руки и со следующей недели начнет опять приходить в форму. Однако первые шаги так и не были предприняты, и нездоровый жир накапливался на плечах, животе и щеках, как снег, который скапливается кучами на острых углах конька крыши и фронтона, растягивая их контуры в большие округлые формы.
Его достижения на работе ухудшались вместе с фигурой, но тот факт, что он был племянником сэра Эбенезера, спасал его от активного вмешательства вышестоящих властей. А судьба была благосклонна к нему в том, что послала ему в помощники Алекса Рэнделла, одного из молодых людей, протеже и учеников сэра Генри Лоуренса, бойцов, которые по необходимости становились администраторами — и некоторые из них наилучшими администраторами, которых когда-либо видел свет.
Рэнделл с удовольствием выполнял работу, что позволяло его шефу получать похвалу; такая постановка дела очень устраивала мистера Бартона. Комиссар все глубже предавался пьянству и разврату, его иллюзии о величии и могуществе, которые принесет ему богатство маленькой Винтер, с каждым днем все дальше отделяли его от реальности происходящего: он начал баловаться наркотиками, опиумом и гашишем. Из этого мира мечтаний его неожиданно вернуло к реальности получение письма от графа из Уэйра.
Винтер исполнится семнадцать лет следующей весной, писал граф дрожащей старческой рукой, и хотя он не имел в виду, что ей следует выйти замуж в ближайшие годы, он чувствовал, что сам он быстро слабеет. У докторов есть только слабая надежда, что он проживет еще один год, и он хотел, чтобы Конвей вернулся как можно быстрее с тем, чтобы он мог иметь счастье видеть свою дорогую девочку благополучно вышедшей замуж до того, как он умрет.
Итак, этот день настал! Удача была от мистера Бартона на расстоянии вытянутой руки и все, что от него требовалось, это подать прошение об отставке или, для ускорения дела, запросить отпуск по болезни из-за расстройства здоровья (и в самом деле, он неважно себя чувствовал в последние дни), и как только это будет улажено (а упрашивать его остаться явно не будут), возможно, не ранее начала холодного сезона, он смог бы сесть на корабль, отплывающий в Англию.
Комиссар с трудом выбрался из кресла и покачиваясь направился через апартаменты в свой офис. И лишь приблизившись к двери, он увидел лицо…
Это было толстая физиономия, болезненная и одутловатая со свисающими щеками и большими темными мешками под белесыми, опухшими глазами, волосы на голове были редкими и торчали в разные стороны, такими же были длинные, неопрятные усы, сильно окрашенные никотином. Его собственное лицо, смотрящее на него из остекленной двери кабинета!
Мистер Бартон намертво прирос к полу, уставившись на отражение в каком-то ужасе. Он редко видел себя в зеркале — пустая, роскошная восточная жизнь сделала это ненужным, так как его брили, мыли и одевали, его волосы расчесывали, подстригали ногти ловкие, искусные слуги, одетые в мягкие бесшумные тапочки. В те редкие случаи, когда он смотрелся в зеркало, он видел только отражение того, что он и ожидал там увидеть. Конвей Бартон двенадцать или даже четыре года назад: возможно, немного постаревший — это не удивительно — но все же не слишком дурной. Но сейчас он был захвачен врасплох, и оттого, что он не ожидал увидеть своего отражения, он в какой-то момент подумал, что увидел в доме какого-то незнакомца и не сразу сообразил, что смотрит на собственное лицо.
Он стоял, слегка покачиваясь и тяжело дыша, пристально глядя на остекленную дверь кабинета. Спустя пять минут он нетвердым шагом пересек комнату, направился в свою спальню и, сняв с крючка зеркало, которое висело на стене над туалетным столиком, поднес к окну и уставился в него.
Мысли вихрем проносились у него в голове. Некоторые из них были ему знакомы. «Если я брошу пить и есть эту дорогую жирную пищу, начну принимать холодные ванны, ходить пешком и ездить на лошади каждый день, то опять смогу войти в норму к началу холодного сезона», — сказал он себе. Однако он прекрасно отдавал себе отчет, что не смог бы сделать этого никогда. Он знал, что, у него больше не осталось силы воли. Он понял также, пока смотрел на свое отражение в зеркале, что предстань он сейчас в таком виде перед своей суженой и ее опекуном, они почти наверняка указали бы ему на дверь. Он впервые смотрел на себя так, как смотрели на него другие, как будет смотреть на него семнадцатилетняя Винтер, и даже дряхлый, полуслепой граф из Уэйра.
Каким же он был дураком! Каким невыразимым глупцом надо было быть, чтобы испытывать судьбу, когда такое блестящее будущее было поставлено на карту. Если бы ему пришлось сейчас вернуться в Англию, он мог бы потерять все. И в то же время, если он не поедет… Конвей Бартон отшвырнул зеркало в порыве бесполезной ярости, и оно вдребезги разбилось о стену и усыпало ковер множеством мерцающих осколков, которые подмигивали ему, отражая множество толстых, среднего возраста мужчин с жирными, белыми лицами и выпуклыми глазами, окруженными красными мешками.
