Джоанна Линдсей - Грозовая любовь
Когда они подскакали к полевому лагерю, дым стал еще гуще. Спасать урожай было поздно — в этом Саманта права. Земля вокруг стала черной, пшеница уже вся выгорела. Хижины лагеря, в которых рабочие жили в течение сева и жатвы, догорали, извергая клубы черного дыма.
Под сучковатым деревом Саманта увидела Хуана, лежавшего на спине. Рядом с ним на коленях стоял его маленький сын и, не отрываясь, смотрел на отца.
— Хуан! — закричала Саманта и, спрыгнув с лошади, побежала к нему.
Хуан стонал от боли, зажимая ладонями глубокую кровоточащую рану на лбу.
— Patrone? — Он поднял на нее глаза. — Я пытался остановить их.
— Конечно, Хуан, — мягко сказала Саманта.
— Их было слишком много. — Он начал запинаться. — Один из них выстрелил в меня. Я пытался сопротивляться, но они пригрозили, что убьют моего маленького hijo.
— Это не твоя вина, Хуан. Ваши жизни важнее. Внезапно Хуан схватил Саманту за руку и больно сжал ее. В его глазах был страх.
— Ты не одна, patrone? Скажи мне, что ты приехала не одна!
— Не беспокойся. Мой отец здесь. Мы увезем вас на ранчо.
— Нет! Ты должна уехать немедленно! Они еще здесь.
Прежде чем безумные слова мексиканца дошли до сознания Саманты, Хэмильтон схватил ее за плечо и потащил к лошадям.
— Ты слышал, что сказал Хуан?
— Да, — прорычал Хэмильтон, — но я и сам вижу.
Смотри!
Она проследила за его взглядом. Дыма стало меньше, и Саманта увидела через поле на небольшом холме группу всадников. Вид у них был угрожающий, в солнечных лучах сверкали перекрещивающиеся на груди патронташи винтовки и длинные кинжалы. Под широкими сомбреро были видны смуглые лица. Быстро сосчитав их, она произнесла только одно слово: «Пятнадцать».
Отец оттащил ее к лошади и помог быстро сесть в седло. Никогда прежде Саманта не видела его таким.
— Скачи, Сэм, — приказал он. — Сейчас же возвращайся на ранчо!
— Нет. — В ее голосе звучал вызов, но он был, как и всегда, тверд.
Лицо Хэмильтона потемнело.
— Убирайся.
— Я не поеду без тебя.
— Ради Бога, делай, как я сказал. — Голос у него поднялся. — Мы в меньшинстве.
— Значит, тебе потребуется каждый ствол.
— Перестань бравировать своей храбростью, девчонка! За холмом могут быть остальные. Мы не попадем в эту западню.
Саманта оценила мудрость отца.
— Тогда уходим.
— Начнем с тебя. Мы уедем сразу же, как только возьмем Хуана и мальчика. — Он приказал сделать это Мануэлю и Луису. — Давай, Сэм!
— Я подожду.
Хэмильтон пришел в ярость.
— Ты не понимаешь, что на счету каждая секунда? Впервые бандиты остались на месте. Они осмелели, Сэм, и могут напасть в любую секунду!
— Я подожду, — твердо повторила она. — Я не оставлю тебя одного.
Хэмильтон коротко глянул на нее, покачал головой и отвернулся, помогая посадить раненого Хуана на лошадь.
Бандиты по-прежнему занимали позицию на холме и не двигались. Казалось, они выжидают. Но чего? Ждут нападения или готовятся к атаке сами? Саманта успела бы пристрелить шестерых из них, затем перезарядить револьвер и убить еще шестерых, прежде чем они доберутся до нее. Они стояли неподвижно, и она могла бы выбрать любого.
Сама мысль об отступлении была ей ненавистна. Саманта была довольна, что они не бегут, как последние трусы.
Стараясь осторожно везти раненого Хуана, они медленно двигались с винтовками наготове. Саманта обернулась и увидела, что бандиты не тронулись с места. Для чего эта показуха?
Казалось, прошла вечность, пока они добрались до дома. Хуана унесли, чтобы заняться его раной, а Саманта последовала за отцом в дом. Когда они вошли в sala, он резко повернулся к ней.
— Вот что! — закричал Хэмильтон. — Это был последний раз, когда я позволил тебе своевольничать.
— Успокойся, отец, — мягко сказала она. — Мы должны быть рассудительны.
— Где была твоя рассудительность час назад? Ты рисковала жизнью?
— Я не видела другого пути.
— Ты вообще ничего не видела, — сказал он резко. — Ты достаточно взрослая и пора перестать вести себя как ребенок.
— А ты не обращайся со мной как с ребенком, — огрызнулась она. — Я оценила ситуацию, отец, и понимаю, что на нас могли напасть в любой момент. Но я могла позаботиться о себе, во всяком случае, не хуже тебя. Я пристрелила бы троих из моего кольта, прежде чем ты бы выстрелил один раз.
— Это ничего не значит. Ты — моя дочь, Саманта, а не сын. Ты вообще не должна подвергаться опасности. Я обязан обеспечить это.
— Отец, я не могу согласиться с тобой. Я не могу оставить тебя, действительно, не могу.
Хэмильтон вздохнул и опустился в кресло.
— Ты так ничего и не поняла, Саманта. Я прожил жизнь. А у тебя все впереди. Ты — единственное, что у меня есть. Если что-нибудь случится с тобой… моя жизнь кончится.
— Перестань, — хрипло ответила Саманта. Слезы навернулись на ее глаза. — Ты тоже все, что у меня есть, ты знаешь.
— Нет, Сэм. У тебя будут муж и дети. Ты полюбишь других. Боже, если бы я знал, что бандиты появятся тут, я бы ни за что не позволил тебе сегодня выйти из дома. Когда я думаю о том, что могло случиться…
— Не вини себя.
— Я виню именно себя. — Он резко поднялся и пристально посмотрел на Саманту. — Но это был последний раз, когда ты подвергалась опасности. Ты не покинешь стен этого дома, пока все не утрясется.
— Ты слишком далеко заходишь, отец.
— Отнюдь. Я совершенно серьезен, Сэм. Утренних прогулок больше не будет.
— Я не потерплю этого! — Саманта кипела от гнева.
— Ты сделаешь, как я сказал, или я поставлю решетки на окна и буду держать тебя под замком.
Казалось, из ее глаз посыпятся изумрудные искры, когда до нее дошел смысл сказанного.
— И долго ты собираешься держать меня в заключении? — холодно спросила она.
— Не надо быть такой обидчивой. Я только запрещаю утренние прогулки и делаю это ради твоей же безопасности.
— Как долго?
— Может быть, неделю. Я посылаю извещение властям. Если они не помогут, я сам найму солдат. Посмотрим, как тогда заговорит Эль Карнисеро.
— По крайней мере ты говоришь искренне, — с горечью произнесла Саманта. Слова отца убедили ее. Он перестал скрывать от нее правду. — Я согласна на неделю, но при одном условии.
— Каком? — подозрительно спросил он.
— Ты скажешь, что было написано в письмах Мясника.
К удивлению Саманты он воспринял ее слова с облегчением.
— Я сделаю проще. — Хэмильтон поднялся и вышел из комнаты. Вернулся он через пару минут с двумя грязными, измятыми листами бумаги. — Вот они, читай.
Письма были написаны корявым почерком. В конце каждого стояла буква "К". Первое гласило:
«Убирайся домой, Cringo». Второе было длиннее:
