Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон
— Дорогая Полина, я так рада видеть вас. А я уже боялась, что вы не сможете прийти. Как мне передавали, от постигшего вас горя серьезно расстроилось ваше здоровье.
— Приказ жены первого консула не подобает игнорировать, — сыронизировала Полина.
Жозефина лишь улыбнулась, притворно ласково, как всегда.
— Вы выглядите немного похудевшей и усталой. Позвольте мне найти для вас кресло поудобнее.
Она подвела Полину к мягкому креслу и начала хлопотать вокруг нее, внешне как будто вполне искренне. Полина уселась, сразу не заметив, что ее ярко-голубое платье совершенно не гармонирует со светло-зеленой обивкой кресла. Чрезвычайно привередливая в вопросах, касающихся ее внешности и производимого впечатления, Полина привстала, лихорадочно ища другое незанятое кресло, но, к своему ужасу, обнаружила, что все кресла и софа были обиты тем же самым светло-зеленым материалом. С выражением страдания на лице, она тяжело опустилась на сиденье. Кто-то рассмеялся.
— Что-нибудь не так, Полина? — спросила заботливо Жозефина.
Полина резко встала.
— Я неважно себя чувствую, — сказала она и, не извиняясь, выбежала из комнаты.
— Она не больна, а просто обижена, — проговорила Жозефина, обращаясь ко мне с приветливой улыбкой. — Но откуда мне было знать, что она наденет голубое платье.
— Любимый цвет Полины — голубой, — заметил присоединившийся к нам Наполеон. — Ты была практически уверена, что она приедет сегодня в голубом.
— Это неправда, Бонапарт. Я ожидала увидеть ее в черном из-за покойного Леклерка.
— Ах… оставь, тебе отлично известно, у Полины свои законы, и она после возвращения в Париж еще никогда не наряжалась в черное.
Наполеон говорил строго, но в глазах мелькали озорные огоньки.
— И когда только моя милая коварная Жозефина успела сменить на мебели обивку?
Жозефина, казалось, не расслышала вопроса и уселась в оставленное Полиной кресло. На ней было белое платье из индийского муслина, расшитое золотыми нитями. Черные волосы удерживал тонкий золотой обруч, а шейный кружевной зеленый платок точно соответствовал цвету обивки кресла. Она выглядела восхитительно, даже — черт возьми! — величественно.
— Когда? — властно повторил Наполеон.
— Специально к сегодняшнему приему. Хотела чем-то порадовать бедную Полину, — ответила Жозефина с простодушным видом.
— Ах ты, маленькая шельма, — усмехнулся Наполеон.
— Я, конечно, рисковала, — оживленно проговорила Жозефина, — но ведь Полина могла приехать и не в голубом наряде.
Мелкое и мелочное торжество, но, оглядываясь назад многие годы спустя, я нахожу этот эпизод довольно забавным. Тогда он совершенно определенно развеселил Наполеона, и, хотя у меня внутри все дрожало от возмущения, я тоже притворилась веселой и громко рассмеялась. Наполеон пристально посмотрел на меня и нахмурился. Его настроение, как нередко это бывало, круто изменилось.
— Каролина, на одно слово… наедине!
Послушно я спустилась вслед за ним по лестнице в его личные апартаменты. Почти насильно втиснув меня за плечи в кресло, он помрачнел еще больше.
С удивлением я ждала, что за этим последует.
— Мюрат! — проговорил он, сердито.
К подобному эмоциональному взрыву я была абсолютно не готова. Насколько я знала, Мюрат вел себя в Италии хорошо, великолепно справляясь с ролью исполнительного, понятливого и послушного подчиненного. Чем дольше я слушала Наполеона, сообщавшего мне неприятные новости, тем сильнее я злилась на мужа. Мюрат опять натворил дел, но на этот раз уже тайно. Он брал взятки — которые для приличия обыкновенно называли подарками, — с обеих противоборствующих сторон и также присваивал деньги, на которые не имел никакого права. Если бы не ловкий агент Фуше, истина никогда бы не вышла наружу.
— Мюрата я с позором отзываю, — заявил Наполеон. — С ним все кончено.
Что я могла возразить? Я не обладала способностью Жозефины убедительно рыдать, значит, слезы не помогут. Быть может, следовало устроить сцену и напомнить Наполеону его слова о вечной благодарности Мюрату?
— У тебя есть все основания возмущаться, — сказала я. — Я сама до крайности возмущена.
— Слабое утешение.
— Вместе с тем, — после некоторой паузы продолжала я, осторожно подбирая слова, — хочу задать один существенный вопрос. Ты уверен, что информация правдива?
— Фуше никогда не ошибается.
— Никогда?
— Во всяком случае, очень редко.
— Фуше превосходно справляется со своими обязанностями, но разве он не зависит от своих агентов? И мы тоже? Мне хотелось бы поговорить с агентом, представившим Фуше эти сведения.
— Намереваешься переспать с ним и таким образом уговорить сознаться, что он ошибся? — криво усмехнулся Наполеон.
— Конечно, нет! — ответила я надменно.
— Хорошо, ты сможешь поговорить с этим человеком.
— И еще, Наполеон. Ты уже что-нибудь предпринял, отдал на этот счет какие-нибудь приказы?
— Пока нет. Мюрат еще не знает, что его ожидает!
У меня не было никакого конкретного плана. Я только пыталась выиграть немного времени. По счастливой случайности агент Фуше находился в Тюильри, совещался с секретарем Наполеона. Так что Наполеон немедленно его вызвал и, к моему облегчению, оставил наедине со мной, предварительно предупредив, что он может говорить откровенно. Это был представительный молодой человек: смуглый, красивый, наделенный завидной мужской силой, насколько позволяли судить рейтузы, тесно облегавшие мускулистые ноги. По-видимому, ему не приходилось скучать в Милане. Если бы это принесло какую-то пользу, я, пожалуй, была бы не прочь лечь с ним в постель, настолько разозлил меня Мюрат.
— От кого вы получили информацию на генерала Мюрата? — спросила я.
— От капитана Жюля Пишона.
Пишон был одним из помощников Мюрата. Мне он никогда не нравился, так как казался изворотливым и ненадежным. Но Пишон умело льстил Мюрату, а мой дорогой муженек на лесть был чрезвычайно падок.
— Информацию от Пишона получали только вы?
— Да, мадам.
— Сколько вы ему заплатили?
— Простите, мадам, но этот вопрос вам следует задать министру полиции.
— Первый консул разрешил вам говорить откровенно.
— Тем не менее, мадам…
— Не столь важно. Капитан Пишон получил от вас деньги. Это все, что мне нужно знать…
Я отпустила красивого агента и отправилась на поиски Наполеона. В голове у меня постепенно формировался определенный план. Наполеон вернулся в гостиную, где проходил прием, и пребывал — странный человек! — вновь в хорошем расположении духа. Заметив, наконец, меня, он подошел и, смеясь, посоветовал никогда не надевать голубое, посещая Жозефину.
