Ирина Пигулевская - Подлинная история графини де Ла Фер
— О боже мой! Боже мой! — воскликнула она. — Когда я молю тебя послать этому человеку заслуженную им кару, ты знаешь, что я поступаю так не из личной мести, а взываю об избавлении целого народа!
— Разве вы его знаете? — спросил Фельтон.
«Наконец-то он обращается ко мне с вопросом!» — мысленно ответила миледи вне себя от радости, что она так быстро достигла такого значительного результата.
— Знаю ли я его! О да! К моему несчастью, к моему вечному несчастью!
Миледи стала ломать руки, словно в порыве глубочайшей скорби. Фельтон, должно быть, почувствовал, что стойкость оставляет его, и сделал несколько шагов к двери, пленница, не спускавшая с него глаз, вскочила, кинулась ему вслед и остановила его.
— Господин Фельтон, будьте добры, будьте милосердны, выслушайте мою просьбу! — вскричала она. — Дайте мне нож, который из роковой предосторожности барон отнял у меня, ибо он знает, для чего я хочу им воспользоваться… О, выслушайте меня до конца! Отдайте мне на минуту нож, сделайте это из милости, из жалости! Смотрите, я у ваших ног! Поверьте мне, к вам я не питаю злого чувства. Бог мой! Ненавидеть вас… Вас, единственного справедливого, доброго, сострадательного человека, которого я встретила! Вас, моего спасителя, быть может!.. На одну только минуту, на одну-единственную минуту, и я верну его вам через окошечко двери. Всего лишь на минуту, господин Фельтон, и вы спасете мне честь!
— Вы хотите лишить себя жизни? — в ужасе воскликнул Фельтон, забывая высвободить свои руки из рук пленницы.
— Я выдала себя! — прошептала миледи и, как будто обессилев, опустилась на пол. — Я выдала себя! Теперь вы все знаете… Боже мой, я погибла!
Фельтон стоял, не двигаясь и не зная, на что решиться.
«Он еще сомневается, — подумала миледи, — я была недостаточно естественна».
Они услышали, что кто-то идет по коридору. Анна узнала шаги барона; Фельтон узнал их тоже и сделал движение к двери.
Миледи кинулась к нему.
— Не говорите ни слова… — сказала она сдавленным голосом, — ни слова этому человеку из всего, что я вам сказала, иначе я погибла, и это вы, вы…
Шаги приближались. Она умолкла из страха, что услышат их голоса, и жестом бесконечного ужаса приложила свою красивую руку к губам Фельтона. Фельтон мягко отстранил миледи; она отошла и упала в кресло.
Лорд Винтер, не останавливаясь, прошел мимо двери, и шаги его удалились. Фельтон, бледный, как смерть, несколько мгновений напряженно прислушивался, затем, когда звук шагов замер, вздохнул, как человек, пробудившийся ото сна, и кинулся прочь из комнаты.
— А! — сказала миледи, в свою очередь прислушиваясь и уверившись, что шаги Фельтона удаляются в сторону, противоположную той, куда ушел Джозеф. — Наконец-то ты мой!
Затем ее лицо снова омрачилось.
«Если он скажет барону, — подумала она, — я погибла: барон знает, что я не убью себя, он при нем даст мне в руки нож, и Фельтон убедится, что все это ужасное отчаяние было притворством».
Она посмотрела в зеркало: никогда она еще не была так хороша собой.
— О нет! — проговорила она, улыбаясь. — Конечно, он ему ничего не скажет.
Вечером, когда принесли ужин, пришел лорд Винтер.
— Разве ваше присутствие, милостивый государь, — обратилась к нему миледи, — составляет неизбежную принадлежность моего заточения? Не можете ли вы избавить меня от терзаний, которые причиняет мне ваш приход?
— Как, любезная сестра! — сказал барон. — Ведь вы сами трогательно объявили мне вашими красивыми устами, из которых я слышу сегодня такие жестокие речи, что приехали в Англию только для того, чтобы иметь удовольствие видеться со мной, удовольствие, лишение которого вы, по вашим словам, так живо ощущали, что ради него решились пойти на все: на морскую болезнь, на бурю, на плен! Ну вот, я перед вами, будьте довольны. К тому же на этот раз мое посещение имеет определенную цель.
Миледи вздрогнула: она подумала, что Фельтон ее выдал; никогда, быть может, за всю жизнь у этой женщины, испытавшей столько сильных и самых противоположных волнений, не билось так отчаянно сердце.
Она сидела. Барон придвинул кресло и уселся возле миледи, потом вынул из кармана какую-то бумагу и медленно развернул ее.
— Посмотрите! — заговорил он. — Я хотел показать вам этот документ, я сам его составил, и впредь он будет служить вам своего рода видом на жительство, так как я согласен сохранить вам жизнь. — Он перевел глаза с миледи на бумагу и вслух прочитал: — «Приказ отвезти в…» — для названия куда именно оставлен пробел, — перебил сам себя барон Винтер. — Если вы предпочитаете какое-нибудь место, укажите его мне, и, лишь бы только оно отстояло не менее чем на тысячу миль от Лондона, я исполню вашу просьбу. Итак, читаю снова: «Приказ отвезти в… поименованную Шарлотту Баксон, заклейменную судом Французского королевства, но освобожденную после наказания; она будет жить в этом месте, никогда не удаляясь от него больше, чем на три мили. В случае попытки к бегству она подвергнется смертной казни. Ей будет положено пять шиллингов в день на квартиру и пропитание».
— Этот приказ относится не ко мне, — холодно ответила миледи, — в нем проставлено не мое имя.
— Имя? Да разве оно у вас есть?
— Я ношу фамилию вашего брата.
— Вы ошибаетесь: мой брат был вашим вторым мужем, а ваш первый муж жив еще. Назовите мне его имя, и я поставлю его вместо имени Шарлотты Баксон… Не хотите? Нет? Вы молчите? Хорошо. Вы будете внесены в арестантский список под именем Шарлотты Баксон.
Миледи продолжала безмолвствовать, но на этот раз не из обдуманного притворства, а от ужаса: она вообразила, что приказ тотчас же будет приведен в исполнение. Она подумала, что Джозеф ускорил ее отъезд; подумала, что ей предстоит уехать сегодня же вечером. На минуту ей представилось, что все потеряно, как вдруг она заметила, что приказ не скреплен подписью.
Радость, вызванная в ней этим открытием, была так велика, что она не смогла утаить ее.
— Да, да… — сказал барон, подметивший, что с ней творится, — да, вы ищете подпись, и вы говорите себе: «Не все еще потеряно, раз этот приказ не подписан; мне его показывают, только чтобы испугать меня». Вы ошибаетесь: завтра этот приказ будет послан лорду Бекингэму, послезавтра он будет возвращен, подписанный им собственноручно и скрепленный его печатью, а спустя еще двадцать четыре часа, ручаюсь вам, он будет приведен в исполнение. Прощайте, сударыня. Вот все, что я имел вам сообщить.
— А я отвечу вам, милостивый государь, что это злоупотребление властью и это изгнание под вымышленным именем — подлость!