Наталия Вронская - Призраки прошлого
— А Лопухин? Тоже безумие? — помимо воли спросил он.
— Ты же обещал, что мы не будем об этом говорить, — тихо сказала она.
Алексей промолчал.
— Я не знаю… Не знаю ничего… Затмение какое-то или… — Катенька, склонив голову, в смятении отстранилась от мужа.
— Или?.. — он улыбнулся и в порыве нежности рукой приласкал склоненную перед ним головку.
— Я не могу себя понять… И до сих пор бы так ничего не поняла, если бы тогда ты не… — она покраснела и, поднеся руку ко рту жестом крайнего смущения, рассмеялась.
— Да, я и впрямь верно поступил… — Алексей отвел смущавшуюся ладонь в сторону, открывая себе дорогу к желанным губам, и принялся целовать жену.
Через некоторое время он примолвил:
— В самом деле, оставим этот разговор… Довольно глупо вспоминать… Расскажи мне лучше, что ты прочла и чьи это портреты, — он указал на шкатулку.
Катенька охотно откликнулась на просьбу и ответила:
— Это портреты твоего предка Григория Долентовского и его жены Екатерины Николаевны. Их имена я узнала из записок. Ведь это дневник! Дневник этой самой Екатерины, понимаешь?..
— Подумать только, — пробормотал Алексей, взяв в руки миниатюры.
Его, так же, как в свое время и Катеньку, поразила красота женщины, изображенной на портрете, и безжалостное, какое-то тягостное выражение привлекательного лица мужчины.
— Ты знаешь что-нибудь о них? — спросила Катенька.
— Почти ничего… Сведения смутные. Жена Григория, как мне известно, скончалась что-то очень молодой. В округе даже поговаривали, что она не умерла, а бежала от мужа с… с любовником… — при этих словах Алексей покосился на жену и заметил, что та опять покраснела.
Но оба промолчали, и Долентовский продолжил:
— Так что ее судьба неизвестна. Сам Григорий Федорович тоже прожил недолго. Он ненамного пережил жену, если она действительно умерла. Во всяком случае, он скончался через несколько месяцев, после ее предполагаемого исчезновения или смерти. А что написано в дневнике? Ты его прочла?
— Да, прочла… Екатерина пишет о… о…
— О чем? Что там написано? Или ты не можешь сказать?
— Это… Я боюсь, что это огорчит тебя…
— Огорчит? — Алексей с улыбкой посмотрел на Катеньку. — Но почему?
Та вздохнула и, решившись, выпалила:
— Она пишет, что не очень любит мужа, или… Или совсем его не любит, а любит другого человека. Но она не изменяла! Вовсе нет! — внезапно воскликнула молодая женщина.
Долентовский внимательно посмотрел на жену, но перебивать и останавливать ее не стал. Она торопливо продолжила:
— Эта женщина подробно описала происходящее с нею, а потом… — Катерина подняла глаза на мужа. — Потом муж все узнал и последние записи касаются того, что… В общем, она боялась за жизнь любимого человека и за собственную жизнь, я полагаю.
— Когда точно это случилось? Там есть указания на время?
— Да. Все, что записано в ее дневнике, было написано в мае 1735 года. А последние записи относятся к июлю того же года.
— Именно в июле пошел слух, что от Долентовского сбежала жена.
— Что же там произошло? Какой ужас… — прошептала Катенька.
Невольно ей на ум пришла мысль, что она ведь оказалась почти в такой же ситуации и… И как поступил с нею ее муж, ее Алексей? Как он был великодушен, как он любит ее! И она любит его, без сомнения! А тот, другой Долентовский, Григорий… Неужели тот убил свою жену?
«И за что Алексей так добр ко мне? — подумала она. — Какая же я счастливица… А ведь все могло обернуться куда как хуже и страшнее!»
— Что с тобой? — услышала она голос мужа. — Ты побледнела…
Алексей поспешно подошел к ней и, обняв рукой за плечи, поддержал, так как Катенька уже покачнулась и чуть не упала в приливе какого-то страха.
— Ты что? А ну-ка сядь, — он бережно подвел жену к креслу и усадил ее в него. — Что с тобой?
— Я боюсь, — она смотрела мимо него, уставившись куда-то в стену.
— Чего? Помилуй, душа моя, чего ты боишься?
Катенька перевела взгляд на мужа:
— Я подумала, что ей очень не повезло… Григорий, наверное, убил жену… Убил из ревности…
Алексей замер при этих словах.
— И что же? — через некоторое время спросил он. — Чего именно ты боишься?..
— Я неправильно выразилась… Я не боюсь, а просто думаю, что… Как мне повезло, — выдохнула она и неожиданно обхватила Алексея руками и, прижавшись к нему, заплакала.
— Ну что ты… — он привлек жену к себе и успокаивающе прошептал: — Такого не могло случиться с нами, если ты об этом. Ведь я люблю тебя, и всегда знал, что и ты любишь меня… Просто я хотел…
— Что? — Катенька резко подняла голову и уставилась на него в каком-то страстном ожидании.
— Признаюсь, я желал немного помучить тебя, ведь я сам так… так мучился от ревности… Но я ни минуты не сомневался, что ты хочешь быть со мной, — растерянно усмехнулся он.
— Как так?
— Не знаю. Я чувствовал это. Я определенно чувствовал это. И я знал, что ты не уйдешь, что мы будем вместе. Помнишь тот наш спор? — оживился он. — Точнее, то как ты кричала на меня. Помнишь?
— Не надо! Не вспоминай этого, пожалуйста! — она закрыла лицо руками, страшно стыдясь этих слов и поступков.
— Ну хорошо, не буду… Только позволь сказать тебе, и это, поверь, в последний раз, что меня поддержало тогда.
— Что? — прошептала она.
— Когда ты кричала в запале, то способна была на любое злое и несправедливое слово, но вот когда тебе потребовалось отвергнуть меня не в запальчивости, а при холодном рассудке, то тут ты замолчала. Помнишь? Ты никак не могла хладнокровно и расчетливо решиться уйти от меня. Ты сомневалась, и не просто сомневалась, ты не желала этого! И лишь только я увидел и почувствовал это, то во мне возродилась надежда. Я понял, что еще не все потеряно, что ты на самом деле не хочешь покидать меня, а просто… просто обижена. И ты была права. Мне не стоило оставлять тебя в одиночестве ни на минуту, не стоило предоставлять тебя самой себе, поддаваясь глупым и беспочвенным сомнениям. Я должен был быть всегда рядом, ловить каждую твою мысль, каждый вздох, каждое движение. Теперь уже я такой ошибки не допущу!
— Да, я никак не могла сказать тебе «уходи», — пылко заговорила Катенька. — Я помню, как ужасна мне казалась сама мысль о том, что надо сказать тебе «оставь меня, я люблю другого». Ты тогда потребовал холодного отчета, а я не могла. Вот если бы я продолжала кричать, то в крике могла бы высказать любую глупость. Ведь сказанное в запальчивости всегда можно взять назад, а вот сказанное спокойно и тихо — нет…
— Да уж, хитрюга… — рассмеялся Алексей.
