Татьяна Богатырева - Загробная жизнь дона Антонио
Тоньо выпустили и пригрозили, что еще одна такая выходка, и его вздернут прямо на рее во славу Святой Церкви, как богопротивного колдуна, и плевать капитану Родригесу, что там думает по этому поводу его преосвященство!..
Утершись кружевным платочком, — капитан от избытка чувств слишком брызгал слюной, — Тоньо пообещал, что больше таких выходок не будет, и выразительно покосился на именную шпагу на боку капитана. Раз его не ценят и обвиняют каракатицы знают в чем, он пойдет в свою каюту возносить молитвы и ждать, когда же порох высохнет. А то, упаси Пресвятая Дева, им сейчас попадется какой-нибудь наглый турок, а «Санта-Маргарита» не может сделать ни одного выстрела… Думаете, ее величество будет довольна, что вы довели фрегат до такого плачевного состояния?
Капитан побрызгал слюной еще немного, но от пагубной для его карьеры идеи сажать лейтенанта Альвареса в карцер отказался. И слава богу.
Потому что Тоньо с еще большим удивлением понял, что все его угрозы по большому счету — пустой звук.
Нет, он может не дать пороху взорваться. За это, кстати, тоже следовало поблагодарить прекрасного учителя капитана Родригеса: огонь слушался Тоньо тем лучше, чем ярче горели его досада и ненависть. Но оставить испанский фрегат беззащитным перед турками или пиратами в угоду собственным, не будем врать, детским обидам? Нет и еще раз нет, даже если опустить опасность таких экзерсисов для самого лейтенанта Альвареса.
А еще Тоньо внезапно обнаружил, что те самые ветераны — канониры, которые поначалу смотрели на зеленого мальчишку, как на господню кару, его полюбили. Не за доброту или подачки — Тоньо никогда не считал нужным покупать чью-то любовь. Им достаточно оказалось его новых мортир, ежедневных обходов всех оружейных палуб и того, что в нередких стычках с пиратами Тоньо всегда сам подносил первый запал к орудию — и всегда попадал, несмотря на качку и дальность.
Но самым неожиданным открытием было, что теперь он может погасить огонь не только на «Санта-Маргарите», но и на чужом судне, подошедшем на расстояние пистолетного выстрела. Обнаружил он это в очередной стычке — когда пистолеты противника просто не выстелили. Осечка. Сразу у всех.
Пожалуй, именно после этой феерической победы капитан Родригес перестал на него орать и грозиться трибуналом, а матросы стали украдкой креститься, когда он проходил мимо. Правда, ни одного доноса в Святую Инквизицию на него не поступило, может быть потому, что капитан не был совсем уж имбесиль.
Зато был изрядным неудачником, в чем Тоньо убедился совершенно случайно, когда «Санта-Маргарита» целых две недели стояла в Барселоне — захолустном приморском городке, славном лишь своими сладкими винами и тем, что именно в Барселоне родился дон Хосе Мария Родригес.
Само собой, две недели отпуска на берегу были для всей команды «Санта-Маргариты» настоящим счастьем, и это счастье никак нельзя было потратить даром. Потому Тоньо первым делом выбрал самую прелестную из местных дам — выбор был, надо сказать, весьма небогат, если не принимать в расчет незамужних девиц. Но с незамужними Тоньо не связывался принципиально — это было бы предательством его любви к Анхелес!
Достойная его внимания донья оказалась всего одна, супруга аделантадо Кортеса. Пока аделантадо завоевывал для отчества новые земли, донья Каталина Хуарес Маркайда тосковала в одиночестве, навещая родню и посещая приемы. Как раз на приеме у градоначальника Тоньо с ней и познакомился. Его нежное сердце не могло остаться безучастным к страданиям прекрасной доньи Каталины и потребовало утешить ее в тот же вечер.
Чем, собственно, Тоньо и занимался уже во второй раз, когда под окошком раздался подозрительно знакомый голос. Очень вовремя, надо сказать: гитарные переборы и проникновенный бас так чудесно вписались в романтический вечер и так изысканно оттенили тихие стоны доньи!
— Вы любите музыку, моя роза? — спросил Тоньо, когда дважды утешенная донья задумчиво улыбалась деревянной Пресвятой Деве, взирающей на нее с пониманием и сочувствием, и покачивала ножкой в такт знакомому каждой благородной испанке мотиву.
— О да, я очень люблю музыку. — Донья перевела просветленно — задумчивый взор на Тоньо, провела пальцем по его ключице. — Вы бы могли спеть для меня, Тоньо. Ваш голос… — Она мечтательно вздохнула, совершенно игнорируя второй уже призыв баса под окном явить свой дивный лик и осветить улыбкой ночь.
— Ваше желание, моя роза, для меня закон, — со всей куртуазностью ответил Тоньо и не удержался от любопытства: — Благородный идальго посмел вам не угодить?
Донья Каталина засмеялась.
— Ах, Тоньо! Он так зануден, уж вам ли не знать! К тому же, он фальшивит. Ненавижу фальшивые ноты!
В ее голосе проскользнуло нечто, не имеющее отношения к пению за окном: дон Хосе Мария вовсе даже не фальшивил. Уж чем — чем, а сладким голосом его Господь не обделил. Хоть и недодал так нужных настоящему идальго, а тем более морскому капитану, храбрости и безрассудства. По крайней мере, сам Тоньо в этот романтический вечер не стал петь серенад, а просто залез на балкон к донье, не обращая внимания на слова протеста, но повинуясь азартному блеску сливовых глаз.
О чем ни секунды не пожалел.
— Вы правы, моя роза. Я не позволю больше оскорблять ваш слух фальшью.
Поцеловав донье руку, Тоньо вскочил с постели и, не надев даже сорочки, подошел к прикрытому лишь тонкой кисеей окну. Сладкоголосый капитан, почти отчаявшись добиться хоть улыбки, хоть взгляда, уже в третий раз призывал прекрасное виденье…
— Ну раз вы так просите, мой капитан, — тяжело вздохнув и подмигнув через плечо хихикнувшей донье, Тоньо отдернул занавеску и явил капитану долгожданное видение.
Тот поперхнулся и дал петуха. Удивительно, как его удар не хватил — хотя капитан и был к тому близок, судя по выпученным глазам и хрипло — придушенному голосу.
— Вы?..
— О, так эта серенада была не мне? Какая досада, право слово, а я-то надеялся на ваши чувства, дон Хосе…
— Каналья. — Капитан опомнился, отступил на шаг. — Вы опорочили донью Каталину, мерзавец!
— О нет, дон Родригес. Всего лишь спас от невыносимой скуки. Кстати, вы сфальшивили во втором катрене.
Про второй катрен Тоньо говорил уже в спину позорно отступающего соперника. Впрочем, не соперника вовсе, скорее жертвы несчастливой фортуны и собственных амбиций. Ну скажите на милость, как могла бы донья Каталина польститься на этакую заурядность?
Все время отпуска Тоньо провел с доньей Каталиной. Официально — как знакомый ее супруга по университету в Саламанке. Конечно, это было некоторым преувеличением: Тоньо поступил туда, когда дон Кортес уже закончил университет и вовсю завоевывал Новый Свет, но такие мелочи никого не волнуют.
