Дениз Домнинг - Весенняя страсть
Николь уставилась на его колени, оказавшиеся на уровне ее глаз, и с трудом проглотила подступившие рыдания.
– Ни слова, – предупредила она его ноги. – Я не вынесу ни единого слова.
Раздались звуки, похожие на еле сдерживаемый смех, и Николь откинула голову, чтобы посмотреть на Гиллиама.
– Если будешь надо мной смеяться, клянусь, я вырву твое сердце из груди.
Убийца поднял густые красивые брови над яркими голубыми глазами, словно прикидывая цену ее угрозы.
– Не сомневался, что именно такую судьбу ты мне уготовила независимо от моих слов или поступков. Может, начнем переговоры? Я не буду смеяться над тобой, если ты согласишься выйти за меня замуж без всяких оговорок и жалоб.
Сидя на земле и глядя снизу вверх на своего спасителя, Николь еще раз не могла не удивиться его устрашающим размерам. Она с трудом собрала осколки своей разбитой гордости, желая защититься.
– Убийца! Я никогда не выйду за тебя замуж. Я никогда не стану твоей собственностью.
Он молча смотрел на девушку, потом присел рядом с ней на корточки и посмотрел прямо в глаза.
– Слишком поздно, моя девочка. Ты уже моя собственность.
– Нет! – гневно бросила Николь в ответ. Когда Гиллиам потянулся к девушке, что-то яркое блеснуло у него на плече.
– Моя булавка! – воскликнула Николь, как за соломинку хватаясь за драгоценное воспоминание о прежней жизни.
– Больше не твоя, – предупредил Гиллиам, перехватив ее руку.
– Отдай ее мне! – потребовала Николь, высвобождаясь резким движением.
Сожаления, обида, усталость вдруг навалились на нее. Она должна была понять, всаживая в него булавку, что потеряет ее навсегда. Но в тот день она все делала, не думая о последствиях своих поступков.
– А что ты предлагаешь взамен? – тихо спросил Гиллиам. – За подходящую цену могу и уступить.
Николь попыталась скрыть обиду и боль. Если он поймет, как эта вещица дорога ей, он этим воспользуется.
– Ничего. Оставь себе, если хочешь. Она мне всегда казалась безобразной.
Гиллиам медленно и задумчиво кивнул.
– Болит? – И не обращая внимания на громкие протесты, он взял ногу девушки и стал внимательно изучать лодыжку. – Боже мой, что ты сделала со своей ногой?!
Резкий вопрос испугал Николь.
– Башмаки были малы, – слабым голосом объяснила она.
– Ну и дура! – грубо бросил он и потянул башмак.
Однако нога так распухла, что снять его было невозможно. Тогда Гиллиам вынул свой кинжал.
– Что ты делаешь? – И Николь дернула ногой, пытаясь ударить Гиллиама.
Тот раздраженно поднял глаза на девушку.
– Отпилить ногу. А что ты думала? Ладно, сиди тихо.
Кончиком ножа Гиллиам распорол башмак по швам и с неожиданной бережностью стал снимать с ноги куски кожи, которые только что были башмаком, затем снял, разрезав, толстый чулок. Но вместо облегчения Николь почувствовала, что нога заболела втрое сильнее. Девушка откинулась назад, на локти, стиснула зубы и крепко зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы. Боль понемногу утихала.
– Давай капюшон, я оберну тебе ноги. – Голос звучал ласково, Гиллиам жалел ее. Ненавидя себя за то, что позволила ему стать свидетелем собственной слабости, Николь резко села. С губ готовы были сорваться грубые слова, но Гиллиам, не обращая на нее никакого внимания, распутывал намокшие узлы завязок на ноге. Она наблюдала за ним, удивляясь, насколько ловкими и умелыми оказались такие большие руки.
Распутав узлы, Гиллиам выжидательно посмотрел на Николь.
– Теперь давай твой капюшон.
Николь потянулась за капюшоном, но вдруг замерла и напряглась, подумав, какое отвращение он испытает, увидев ее короткие волосы. А какое ей, собственно, дело, что он подумает? Девушка выпрямилась, сидя на земле, и со всем достоинством, на какое была способна, стянула с головы капюшон. Крепко зажав его одной рукой, другой Николь провела по остриженным кудрям, потом протянула капюшон Гиллиаму. Она смело встретила его взгляд. Брови ее слегка приподнялись, словно она говорила: ну попробуй, скажи хоть слово!
Гиллиам пристально всматривался в лицо Николь. Его взгляд замер сначала на лбу, потом на щеках и смягчился, замерев на губах. Взгляд Гиллиама пробудил в ней странное желание: Николь захотелось прикоснуться к нему. У девушки перехватило дыхание. Что за чары он напустил на нее? Попытавшись отвлечь Гиллиама, она потрясла капюшоном у него перед носом.
– Ну бери же! – девушка сунула ему капюшон. – Но оставь половину на другую ногу. Та еще хуже этой.
Когда он брал капюшон и распарывал его по шву, она заметила обиду в его взгляде.
– Неужели ты так сильно ненавидишь меня, что готова остаться калекой, только бы не выходить за меня замуж?
Николь пожала плечами, устремив взгляд вдаль.
– Ты убил моего отца, поэтому я не могу выйти за тебя замуж.
– Я его не убивал, – возразил Гиллиам, беря половинку капюшона и заворачивая в него босую ногу Николь. Сверху он крест-накрест перетянул повязку веревкой.
– Это происходило при мне, – возразила она. – Я видела, что ты сделал. Незачем спорить.
– Вот это верно. Спорить незачем. – И в молчании принялся за ее второй башмак.
Когда Гиллиам начал снимать с ноги промокшую кожу, Николь откинулась назад, опершись на локти. От боли она онемела: эта нога ныла еще сильнее. Тихо застонав, девушка упала на спину, собрав все силы, чтобы не выказывать других признаков слабости. Боль отступила, когда Гиллиам принялся обматывать ногу тряпкой.
– А это что? – спросил он немного Погодя, потянув за повязку вокруг икры.
Ткань прилипла к ноге, и когда Гиллиам снял повязку, рана снова открылась. По холодной коже заструилась теплая кровь.
– Это от удара ножом, оставь, – устало ответила Николь, лежа на спине и глядя на небо сквозь переплетение голых веток. – Я постаралась так сложить края, чтобы рану можно было зашить. Я хочу, чтобы она зажила ровно.
– Ты собираешься зашить?! – в голосе Гиллиама слышался искренний ужас.
Она почувствовала, как он вздрогнул от страха.
– Ты когда-нибудь зашивала раны?
Его реакция, как ни странно, помогла девушке собраться с духом и немного ободриться. Снова приподнявшись на локтях, она посмотрела на молодого рыцаря. Казалось, глаза Гиллиама чуть позеленели от страха. При мысли о том, что такой сильный мужчина боится иголки с ниткой, девушка улыбнулась. Потом рывком села и скрестила ноги.
– Да, я много раз зашивала раны другим.
– Ну, тогда понятно, – произнес он ослабевшим голосом и, слегка откашлявшись, добавил более уверенно. – Еще есть раны?
Вопрос заставил Николь вспомнить недавние утренние события, и ее замутило. Девушка постаралась сдержать рвотный позыв, ей живо вспомнилось ощущение, которое она испытала, вонзая меч в живую плоть, вспомнилось, как теплая кровь оросила ей руки: Боже, как легко жизнь расстается с телом! Пытаясь справиться со слабостью, девушка проглотила слюну и уставилась на свои колени. Ее руки лежали ладонями вверх, все еще испачканные кровью последней жертвы. В желудке все перевернулось, поднялось и подступило к горлу.
