Маргарита Свидерская - Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»
– Отомстите ему со мною? – лукаво улыбнулся Петр, осторожно придвинувшись к жене и распахивая вырез рубашки, обнажив ее грудь.
В феврале месяце Екатерина поняла, что снова ждет ребенка. Едва она известила об этом Чоглокову, как потеряла последние остатки свободы: ей предписали лежать, запретили выходить из дворца и совершать визиты, к ней перестали допускать всех, кроме фрейлин. И Екатерина ощутила себя самой несчастной. Хандра стала ее постоянной спутницей, она часто плакала, чувствовала себя брошенной и забытой. Прекратились всякие свидания и даже переписка с Салтыковым. Она уже и не знала: сам ли он отошел в сторону, ведь примирение у них было бурным, ярким, страстным, или это происки Чоглоковых и императрицы.
Совершенно неожиданно захворал сухой коликой Чоглоков, а Екатерине пришлось присутствовать при его бурном объяснении с женою. Как никогда, Екатерине стало жалко графа – в момент тяжелой болезни жена высказала ему за все его измены и призналась, что в сердце ее теперь царит другой мужчина – князь Репнин. Видимо, и болезнь, и измена жены подкосили здоровье ветреника-Чоглокова, и он скончался. Великий князь лишь пару раз вздохнул – потерял верного спутника, к которому привык и которого научился нейтрализовать.
Малый двор замер в ожидании – особо не гадали, кого назначат на место покойного Николаши, но в момент пересудов произошло еще одно происшествие – императрица уволила Марию Чоглокову. Поговаривали: из-за несоблюдения траура. Но Екатерина не задумывалась над истинными причинами – их все равно не узнать, к тому же тоска по общению и разлука с Салтыковым не позволяли думать ни о чем.
Как гром с ясного неба прозвучало сообщение о назначении на место супругов Чоглоковых семьи Шуваловых. Великокняжеская чета испуганно взмолилась к небесам о помиловании – Александр Шувалов по занимаемой должности был грозою всего двора, и Малого, и императорского, да что там двора, его боялся город, а может быть, и вся Российская империя: он был начальником Государственного инквизиционного суда, который звали тогда Тайной канцелярией. Пропали всякие надежды на свидание с Салтыковым – теперь уж если бы и он хотел встреч, то это было невозможно. От этого у Екатерины развилась такая сильная апатия ко всему, что до смерти напугала Владиславову, которая пока оставалась при ней. Пришлось позволить и организовать на несколько минут разговор с Салтыковым.
– Катрин, я так хотел вас видеть, но обстоятельства меня не допускают! – лепетал Салтыков, осыпая руки Екатерины поцелуями. Почему-то он напомнил ей побитую собаку, которую нужно погладить и пожалеть. Но ей хотелось сейчас, ей нужно было сейчас, чтобы жалели ее… Слезы капали из глаз, она больше расстроилась от этой встречи, чем получила радости.
– Прощай, Сережа. Прощай. Нам не дадут встречаться…
– Я найду способ…
– Нет. Не стоит, не позволят. Прощай.
До самых родов Екатерина грустила, только верная Гагарина на миг поднимала ей настроение.
Наконец, в Летнем дворце, двадцатого сентября, промучившись, Екатерина родила сына – Павла Петровича. Она сделала то, ради чего ее привезли в Россию – она подарила Романовым мальчика, продолжателя династии.
И тут же была забыта всеми. У нее отняли даже единственную подругу – Гагарину выдали замуж. Она осталась совершенно одна, в грусти и слезах. Лишь через несколько месяцев к ней начал захаживать великий князь, изредка для беседы, но больше всего для ухаживаний за фрейлинами. В очередной раз он потряс Екатерину полным безвкусием, выбрав самую некрасивую – Елизавету Романовну Воронцову, племянницу канцлера Михаила Илларионовича Воронцова.
Глава V. «Я позабыл о том, что существует Сибирь…» (С.-А. Понятовский)
– Давно ты не докладывал, неужто ничего в Европах не происходит? – встретила канцлера Елизавета. Бестужев поклонился и раскрыл толстую папку с бумагами.
– Как сказать, матушка-государыня, в мире много чего происходит, только для Российского государства интереса не представляет, чего тебя зазря беспокоить?
– Ты же, старый лис, увидишь двухнедельный след от курицы и раскрутишь так, что хозяин той курицы будет носить яйца тому, кто ту курицу украл; говори, что привело сегодня.
– К императорскому двору собирается прибыть английский посланник сэр Генбюри Вильямс с верительными грамотами, как положено. Подозреваю, что речь будет идти о возобновлении договора от тысяча семьсот сорок второго года. Хотят обеспечить себе помощь русской армии на случай разрыва с Францией.
– Ну-ну, поглядим. Видать, что-то не получилось у прошлого – Диккенса, не выдержал старичок менуэтов, – хихикнула Елизавета Петровна. Бестужев позволил себе хохотнуть, поддерживая императрицу. – Сам едет англицкий сэр али девку какую с собой прихватил?
– Нет, не девку, а кавалера – Станислава Понятовского, секретаря. Интересный дворянин, перспективный – из знатного польского рода Чарторыйских.
– Хм, если б девку – к наследнику бы пытались пробиться, а кавалера, значит, к Катьке. Ты бы по связям своим, Алексей Петрович, рот графу Салтыкову прикрыл: надоел он болтовней своей о лямурах и похождениях с великой княжною. Екатерина Алексеевна не Петр Федорович, который побаловался с протеже и в сторону ушел, Екатерина – темная лошадка, мало ли как взбрыкнуть может. Ты княжне документы, где Салтыков расписывается в любовных отношениях с нею, давал читать? Как влюбленностью ее похвалялся, да тонкости разные… Тьфу! Не мужик, а болтун оказался, показал?
– Так точно, матушка. Давал. Расстроилась Екатерина Алексеевна.
– Это хорошо: умнее в следующий раз будет.
– А что, кандидатуру наметили? – поинтересовался Бестужев, быстро в уме перебрав всех кавалеров, подходящих по возрасту. Но императрица так сурово глянула на него, остудив любопытство, что быстро перешел к делам.
– Как английский посланник прибудет, приставить к нему своих людей надобно, и похлопочи, чтобы толковых Шувалов подобрал… Что еще?
– Позволите, Ваше Императорское Величество? – В дверь заглянул и ступил в комнату Александр Иванович Шувалов, которого только что упомянула Елизавета.
– Проходи, граф!
– Я бы попросил вас остаться. – Легким кивком головы Шувалов остановил Бестужева, который направился к двери, дело важное, нам нужно знать ваше мнение.
– Ну вот, а ты, Алексей Петрович, говорил, ничего в мире не происходит! Если уж графу Шувалову интересно мнение графа Бестужева, то день задался, – пошутила Елизавета, устраиваясь поудобнее в кресле. – С чем пожаловал, Алексей Иванович, только настроение мне не порть.
