Патриция Кемден - Роковые поцелуи
Д'Ажене хотел большего, намного большего.
Она посмотрела на него. Ахилл стоял совершенно спокойно на фоне горящей свечи, находившейся за ним, его темные волосы и куртка четко очерчивались пламенем. Он излучал силу, безжалостную силу, силу, у которой было б лучше не становиться на пути, излучал, словно Люцифер во плоти, стоявший у пламени ада.
– Какому богу жрица воздает благодарение? – спросил Д'Ажене.
– Богу освобождения, – ответила она, наливая себе до краев еще один бокал шампанского. Ее рука по-прежнему дрожала.
Его смех был глубоким, раскатистым и сочным.
– От чего? Меня? Страсти? У вас был муж в вашей…
Она бросила на него предупреждающий взгляд.
– …постели, – закончил он. – И вы слишком красивы, чтобы у вас не было любовников.
Второй бокал шампанского она выпила еще быстрее, чем первый.
– Может быть, это француженки так озабочены мыслью о том, как это волнительно задирать юбки в кустах, но я венгерка, Д'Ажене. У нас хватает дел и без амурных интриг. Венгерское дворянство является по-настоящему аристократическим. Мы не позволяем себе быть обобранными до последнего су нашим королем, чтобы потом валяться у его ног рабскими псами. Мы не отдаем безропотно, как наследственные сеньоры, свои права…
– Но вы все-таки приехали сюда.
Она состроила гримасу раздражения из-за того, что он прервал ее.
– Я нахожусь во Франции в гостях у милой единокровной сестры моей матери, чтобы насладиться несколькими неделями отдыха, – сказала она с фальшивой надменностью. Она все еще надеялась, что шампанское приглушит память его прикосновений, но, казалось, это происходило слишком медленно.
– Но вы все-таки приехали сюда, – снова повторил он.
– Если вы настаиваете, то сюда меня привел соблазн ужина. – Она отломила кусочек хлеба и положила его в рот.
– Разве?
Уязвленная, Элеонора повернулась лицом к Ахиллу, глядя на него через кромку бокала, из которого пила.
– Почему вы продолжаете дразнить меня? Что вы хотите, чтобы я признала? Что я приехала сюда, чтобы быть соблазненной в вашем приюте счастья? – Она допила шампанское и хихикнула.
– Я хочу, чтобы вы признали правду, Элеонора.
Эти слова резко встряхнули ее. Легкое головокружение от шампанского, которое уже начало затуманивать ей мозги, вдруг исчезло. Она посмотрела в пустой бокал, потом отставила его.
– Правду? – Она сложила руки перед собой. – Очевидно, вы ожидаете – в этом нет никаких сомнений, – что мы станем любовниками. Но почему, Д'Ажене? Почему я? У вас есть вся искушенность французского двора, в то время как у меня лишь нескладный опыт, который мой муж смог передать мне.
– Никаких любовников?
– Я думала… – Элеонора закрыла глаза. Ей было больно смотреть на него, соблазняющего дьявола перед камином, но он горел там, в ярком послесвечении за закрытыми веками. – Я думала, что были. Но вы заставили меня сомневаться даже в этом. – Она посмотрела на сотни крошечных язычков пламени вокруг себя и подумала, что эти стрелки света и огня могли быть внутри, заставляя ее гореть непознанным образом. Поцелуи Балинта умиротворяли, но не… не обжигали.
– Сомневаться? – спросил Д'Ажене. Она вспомнила, что, когда впервые услышала его голос на террасе, она подумала, что могла бы слушать такой звук всегда. – Вы либо ощущали поцелуи возлюбленного, либо нет. Чувствовали его руки или нет. – Его голос стал резче. – Руки любовника, ласкающего вас. Его тело, колеблющееся на вас. Потом слияние. Или вы чувствовали экстаз в руках любимого, или нет. Это не тот случай, где можно сомневаться.
Элеонора ощутила потрясение от его прямоты и не могла найти что ответить.
Ахилл занял прежнее положение, опершись о дерево, он сложил руки и скрестил ноги.
– Нет ответа, – заметил он. – Интересно. Но отсутствие ответа – уже ответ. Он говорит о том, что вы действительно сомневаетесь в ваших любовниках. – Он выпрямился и подошел к ней. – Но вы можете не беспокоиться, мадам, у вас не будет сомнений относительно меня.
Она хотела отвернуться от него, но не могла заставить свое тело подчиниться. Д'Ажене подошел ближе и начал гладить ее шею, его пальцы погладили место на запястье, чуть ниже бившегося пульса. Его взгляд жадно впился в ее лицо, и она почувствовала себя еще более тревожно.
– Я могу взять… и брал… то, что я хочу, Элеонора, – сказал он, намеренно заставляя ее смотреть на его голод. Физический. Явно эротический. И нетерпеливый.
– Но я подожду, пока вы мне не дадите то, что я хочу, – продолжал он, и она немного расслабилась, но он добавил: – Хотя я не буду ждать слишком долго.
Элеонора сглотнула, но потом пожалела, поскольку Ахилл мог почувствовать это своей ладонью. Она высвободилась из его рук, и он позволил ей отойти. У Элеоноры не было иллюзий, она знала о силе, энергии, прятавшейся в данный момент под его бархатной курткой.
– То, что вы хотите, – ответила Элеонора, глядя в сторону и обнимая себя за плечи. – Вы хотите моей постели. Все это… – Она обвела руками очарование пламени свечей, искрящегося серебра и распустившихся ночных цветов. – Все это для того, что вы хотите моей постели.
Ахилл обнял Элеонору сзади и медленно и сочно поцеловал ее в шею.
– Нет, я не хочу вашей постели, – тихо произнес он во влажную кожу и крепче сжал ее плечи. – Я хочу вас. Всю. Мои слова расстроили вас? – спросил Д'Ажене. – Вы предпочли бы ложь или притворство?
Элеонора поколебалась, потом покачала головой.
– Не думаю, что да, – заметил Ахилл. – Правда всегда лучше. – Он ухватил губами шею Элеоноры, потом провел ими вдоль линии волос. – И, моя сладкая графиня, это сама истина – я хочу, чтобы вы подарили мне свое соблазнительное и роскошное тело.
Элеонора вздрогнула и почувствовала улыбку Ахилла на своей коже. Он повернул ее лицом к себе, склонив к ней голову.
– И вы это сделаете.
«Где мои намерения?» – подумала, словно находясь в тумане, Элеонора. Он захватил ее врасплох. У нее не было опыта общения с такими мужчинами, как он. При солдатской неотесанности Миклоша слова были не нужны, а у Балинта были только нежные слова и ничего больше.
Д'Ажене провел своими губами по ее губам, и обещающая "-влажная теплота опьянила Элеонору. Она ожидала обольщающую французскую ложь, а получила правду, но обольщающую сильнее, чем любая ложь.
– Месье, – прошептала Элеонора прямо ему в губы, не уверенная, чем было это слово: протестом или приглашением.
– Ахилл, – поправил он и страстно поцеловал ее. Его язык был горячим, вертким и настойчивым. Он пробовал внутреннюю чувствительную мякоть ее губ. А она наслаждалась жаром, исходившим от его ищущих губ.
