Мэй Макголдрик - С тобой мои мечты
Миллисент закрыла глаза, надеясь несколько часов отдохнуть. Лайон впервые заснул лишь за несколько минут до ее ухода. Леди Эйтон была уверена, что граф устал еще больше, чем она. Когда раздался стук в дверь, Миллисент не сразу сообразила, где находится. Взглянув на часы, она поняла, что спала только полчаса. Голос Уилла звучал неуверенно, но смысл был совершенно ясен: мистер Гиббз просил передать ее светлости, что граф Эйтон проснулся в самом ужасном настроении, которое только можно себе представить. И требует, чтобы ему немедленно дали лекарство.
Охинуа сидела в дальнем углу кухни, прислушиваясь к разговору служанок. В одной из них она узнала Вайолет, камеристку Миллисент, другую девушку звали Бесс. Обе были примерно одного возраста. Охинуа сидела тихо, почти неподвижно, ее глаза были закрыты, а руки лежали на коленях. Если бы девушки заметили ее, то решили, что старая негритянка задремала.
— Говорят, когда граф не спит, он ведет себя как помешанный, ругается и кричит. А если заснет, то все время мечется и дрожит точно в лихорадке. Но миледи твердо стоит на своем и не дает ему никаких лекарств. Надо же быть такой упрямой, — сказала Бесс.
— Я думаю, что это не упрямство, а здравый смысл, — ответила Вайолет. — Я видела графа в тот день, когда его только внесли в дом. Он даже не мог назвать своего имени. А нынче утром, когда я принесла ему наверх поднос с едой, его светлость хотя и выглядел жалко, но зато стал всех узнавать.
— Я слышала от миссис Пейдж, что хозяйка выглядит неважно.
— Это правда, — согласилась Вайолет. — Хозяйка выглядит еще хуже, чем лорд Эйтон. Но разве это ее вина? Она провела у его постели два дня и две ночи.
Девушки продолжали болтать. Охинуа поднялась и ушла. Все в доме уже давно привыкли к ее молчаливому присутствию. Когда Охинуа покинула кухню, две подружки лишь окинули ее рассеянным взглядом, не прерывая беседы. В комнате для прислуги старая негритянка нашла Амину.
— Зайди ко мне сегодня в полдень. Я приготовлю чай для его светлости.
— Он не пьет чай, Охинуа. И вообще ничего не ест. Он пьет только воду из источника, которую дает ему хозяйка.
— Хорошо. Тогда мы добавим настой в питьевую воду. Он почти не имеет вкуса.
— Как хорошо, что ты решила помочь миледи! — воскликнула Амина. — Сколько настоя надо дать? Что мне сказать хозяйке?
— Вы поймете, сколько ему нужно. Понаблюдав за ним, будем каждый день уменьшать дозу, а через неделю-другую настой ему уже не понадобится.
Амина засомневалась.
— А что будет, если кто-нибудь еще или сама хозяйка выпьет его по ошибке?
Старая негритянка улыбнулась.
— Она просто уснет на пару часов.
— Ее светлость очень плохо относится к лекарствам.
Охинуа кивнула.
— Я ее понимаю. Но она охотно возьмет мой настой. Это именно то, что ей нужно.
Миллисент села на край постели графа и полотенцем вытерла капли пота с его лба. Лайон уснул совсем недавно, но не прошло и часа, как ему привиделся кошмар.
Лорд Эйтон заворочался во сне, его голова резко дернулась. Миллисент убрала полотенце. Он продолжал метаться и что-то бормотал, но разобрать слова было трудно. Крупные капли пота текли по его лицу. Вдруг граф громко крикнул, будто предупреждая кого-то об опасности. Миллисент дотронулась до его лба, чтобы узнать, нет ли жара. Когда она захотела убрать руку, он сдавил ее запястье и прижал к груди. Ее рука оказалась в ловушке.
Миллисент замерла. Ее пальцы чувствовали биение сердца Лайона.
— Нет! — Эйтон крепко вцепился в руку Миллисент. — Нет! Не смей!
— Это всего лишь сон, милорд. — Миллисент склонилась над ним, гладя его лицо, и убрала со лба влажные от пота волосы.
— Нет! Никогда…
— Проснитесь, Лайон. Это просто страшный сон.
— Эмма… не делай этого… нет!
Миллисент выдернула руку и, увидев слезы на его глазах, вскочила с постели. В дверях стоял Уилл.
— Останьтесь с его светлостью, — прошептала она слуге. — Но дайте мне знать, когда он проснется.
Спускаясь по лестнице, Миллисент задумалась об Эмме. Эта женщина была женой Эйтона и, возможно, самым главным человеком в его жизни. Неужели теперь она должна стать для Миллисент кошмаром? Нет, этого не будет.
Вскоре Миллисент вспомнила о лекарстве, которое передала ей Охинуа. Питье подействовало, хотя сон графа нельзя было назвать спокойным и глубоким. Леди Эйтон внимательно наблюдала за мужем, следя за малейшими изменениями в его состоянии.
Как только Миллисент спустилась в холл, к ней подбежал слуга и передал письмо от Джаспера Хайда, доставленное посыльным. Вскрывая конверт, молодая женщина почувствовала нервную дрожь. В письме снова шла речь о старой негритянке.
— Пожалуйста, попросите Охинуа зайти ко мне в библиотеку, — обратилась Миллисент к слуге.
Сидя в библиотеке, леди Эйтон еще раз перечитала письмо. Хайд никак не хотел отступать, и Миллисент внезапно охватил гнев. Он уже не мог наложить арест на ее имущество — у него не было ни векселей ее покойного мужа, ни долговых обязательств, — но продолжал упорствовать. Леди Эйтон никак не могла понять, почему Хайд так жаждет завладеть старой рабыней.
Когда в комнату вошла Охинуа, Миллисент решила не показывать своих чувств, чтобы знахарка сама могла принять решение.
— Мистер Джаспер Хайд просит о встрече с вами. Он утверждает, что у него самые благородные намерения. Хайд предпочел бы встретиться в Лондоне, но он даже готов приехать в Хартфордшир, если понадобится. — Миллисент положила письмо на стол, и Охинуа окинула его презрительным взглядом. — Довольно необычная просьба, — заметила Миллисент. — Сначала я хотела ответить решительным отказом, но потом подумала, что не могу принять решение сама, не спросив вашего мнения, ведь это в первую очередь касается вас. — Лицо Охинуа казалось усталым, а серые глаза смотрели встревоженно. — Но прежде чем вы дадите мне ответ, я хочу, чтобы вы кое-что знали. За последние две недели поверенный мистера Хайда шесть раз обращался к сэру Оливеру Берчу с различными предложениями. И каждый раз речь заходила о вас.
Старая негритянка подошла к окну и вгляделась в очертания горбатых холмов. В 1760 году, когда на Ямайке началось восстание рабов, Охинуа была на одном из кораблей работорговцев вместе с Домби. Ей было известно все об этой кровавой драме. Рабы с нескольких плантаций, измученные бесчеловечным обращением хозяев и одураченные кучкой лжецов, заставивших их поверить в то, что колдовские чары сделают их неуязвимыми, подняли бунт.
Мятеж был подавлен быстро и безжалостно, кровавые события навсегда врезались в память Охинуа. Последовавшие за бунтом годы репрессий стали тяжелым испытанием для множества африканцев. Опасаясь грядущих восстаний, белые хозяева властвовали с особой жестокостью. Уэнтуорт, Джаспер Хайд со своим отцом и другие, чувствуя полнейшую безнаказанность, совершенно распоясались и хлыстом вершили расправу над беззащитными рабами. Это продолжалось свыше десяти лет.
